Добрая капитанша

ДОБРАЯ КАПИТАНША. Рассказ.mp3

Здравствуйте, дорогие дети и родители!

Мы вновь рады приветствовать Вас на православном сайте “Семья и Вера”!

Предлагаем к интересному и душеполезному прочтению рассказ А. Смирнова о доброй капитанше Марфе Ивановне Близнецовой, которая своим добросердечным поступком совершило великое благодеяние, показав пример христианского великодушия!

Давайте послушаем и прочитаем эту удивительную и добрую историю.

Окончание

ДОБРАЯ КАПИТАНША

(автор А. СМИРНОВ)

Марфа Ивановна Близнецова, известная в городе более под именем “Капитанша” жила на Мироносицкой улице. Ее маленький домик в три окна с мезонином гляделся весело и приветливо между соседских домов, старых и от того мрачноватых. В крошечном садике еще цвели, не смотря на позднюю осень, левкое и резеда, там и сям из-за кустов крыжовника и смородины выглядывали желтые шапки подсолнухов.

Было октябрьское дождливое утро.Осеннее солнышко, выглянувшее было из-за тучки, опять спряталось. Марфа Ивановна только что вернулась из собора от поздней обедни и села пить чай. В небольшой, но весьма опрятной чистенькой комнатке, весело шипел на столе
блестящий, как золото, самовар. В переднем углу перед киотом горела фарфоровая лампадка. Холодно, сыро и грязно было на улице. Невесело глядело серовато-свинцовое небо. Но здесь, в этой комнатке было так чисто, тепло,уютно. Ярко и весело горел огонек в лампадке, освящая золоченые ризы икон. Ярко горел и вспыхивал огонь в печке, разливая кругом живительную теплоту. Везде была чистота и порядок.Ото всюду веяло чем-то приветливым и родным.

Порядком уставшая и озябнувшая Марфа Ивановна принялась было за очередную чашку, но вдруг вспомнила о чем-то.

-Ульяна! Ульянушка! – позвала она громким голосом.

-Сейчас, барыня!- послышалось за стеной, и в комнату вошла здоровая баба в сарафане с засученными рукавами.

-Отстряпалась, Ульянушка? – спросила ее Марфа Ивановна.

-Да скоро, барыня. Щи давно кипят, пирог тоже сейчас садить буду. А вас там какой-то старик спрашивает безногий. Нищий, должно быть. Так прямо и лезет в кухню. Да еще с собакой.

-Куда ты?, – говорю.

– Барыню, говорит, увидеть надо, зайти велела.

-Ах, да, это тот, видно. Зови его, Ульянушка, зови. Пусть войдет.

-Как? Сюда, в горницу? -изумилась Ульянушка. -Да что вы, барыня! Ведь он грязный, мокрый такой! Весь пол загрязнит.

-Ничего, вымоем.

-Вымоем! Да когда мыть-то! Время разве теперь! Мне ведь тоже не разорваться.

-Ну ладно, ладно, ступай.

-Еще не стянул бы чего там, на кухне -то, – ворчала Ульянушка уходя.- Много их шляется здесь, убогих.

В горницу. Ишь ты. Ладно бы и в сенях постоять.

За стеной послышался стук деревяшки.Дверь отворилась и в комнату вошел старый нищий.

Ветхий, покрытый бесчисленными заплатами и прорехами, кафтанишко его промок до нитки. С растрепанной седой бороды текла вода. Трезорка, такой же мокрый и грязный, как и его хозяин, также проскользнул в комнату. Старик перекрестился на образа, робко и с удивлением оглядел
комнату и остановился на пороге, очевидно, не смея идти дальше.

-Проходи, дедушка, проходи, – ласково обратилась к нему Марфа Ивановна.- Садись, отдохни.

-Спаси тебя Господи и помилуй, матушка, – заговорил старик и перекрестился. Награди тебя Царица Небесная за доброту твою.

Идти-то мне только, идти-то сюда, родная, не след. Ишь ведь здесь чистота, благодать какая, точно в Раю. Промок я, в грязи весь, на кухне бы лучше.

-Ну вот еще. Чего тут, садись. Звать-то тебя как, дедушка?

-Петром,матушка, Петром зовут.

Старик доковылял до стула, на который указала ему Марфа Ивановна, оставляя на полу целый лужи воды, и робко присел.

-Чайку, вот, дедушка Петр, выпей-ка. С холода-то оно хорошо.Вот тут сливочки, крендельки.

-Спаси тебя Господи и помилуй.

-Да что же это за наказанье такое!- вдруг завопила Ульянушка, врываясь в комнату с кочергой.-
Ведь собачонка-то сюда забежала!Ах ты, мерзкая! – и она кинулась на Трезорку, разлегшегося перед печкой.- Вон, гадина, вон!

Трезорка с визгом бросился под диван, но Ульянушка тотчас вытащила его оттуда за хвост и уж не пожалела ни кочерги, ни рук.

Удары посыпались градом.Лицо старика потемнело, стакан задрожал в его исхудалой руке.

-Да откуда эта собака, чья? – спрашивала Марфа Ивановна.

-Моя, кормилица, – почти простонал старик. – Прости ради Христа, на дворе-то не хотелось оставить- холодно, дождь. Нагрязнила она у вас тут, да и я-то ведь тоже.

-Оставь, Ульяна! – крикнула Марфа Ивановна. – Жалости в тебе нет никакой. Ну чего ты бьешь собачонку?

– Поди сюда, милая, поди сюда, – поманила она Трезорку. Тот робко подошел к ней и, получив кренделек, замахал хвостом в знак благодарности. – Любишь собачку-то? – спрашивала Марфа Ивановна.

-Как не любить, матушка, умная собачонка, привязанная. Вместе мы с ней горе мыкаем.Вместе и голодаем, и холодаем.

Щеночком я ее еще во каким махоньким подобрал, выкормил. Вот и ходит с тех пор за мной, ни на шаг не отстанет – куда я, туда и она. На войне даже вместе были, – усмехнулся старик.

-Это как же? – удивилась Марфа Ивановна.

-Да вот так, матушка. В походе, собственно, я и подобрал-то ее. Шли это мы раз через деревню одну.Ну вижу – барахтается в пруду щеночек, визжит. Жалко мне стало. Вытащил я его, да запазуху под шинель и спрятал. Сперва все думал – не вырастет, покалеет, потому, слепой еще был, сосуночек.Однако, ничего, выкормил. Кашу бывало сядешь есть, и ему дашь.Сухарь грызешь, и сухаря тоже. Смеялись солдатики-то, говорят: “Какого ребеночка Бог послал”. Однако ничего, не били.Ну вот и подрос Трезорка, умным таким стал, понятливым. Штукам мы его разным там обучали. Он ведь у меня ученый, матушка, – не без гордости заметил старик.- И поноску носит, и через палку прыгает, и на задних лапах мастер ходить. Куда, бывало, ни пойдет полк, и он за обозом бежит. Раз даже чуть было не убили, пуля в него попала.

-Да ты что же чай-то не пьешь, дедушка? – перебила его Марфа Ивановна.

-Спасибо, родная, награди тебя Бог, много доволен.

-Пей,пей, голубчик, – и Марфа Ивановна подала ему новый стакан.- Да крендельков-то бери, чего ты.

– Спасибо, спасибо, кормилица. Так вот, пуля попала, – продолжал старик.-Совсем, думал, поколеет Трезорка. Ухаживать-то за ним некогда было. Дальше надо было идти. Но а с собой взять тоже нельзя.Оставить его на дороге… Плакал, матушка, стыдно сказать, горькими плакал. Смотрит это на меня жалобно так, руки мне лижет, встать хочет, бежать за нами, не может. Страсть, матушка, жалко было, собачонка-то умная.Однако, нечего было делать.Оставил. Идем это мы, идем. Верст полтораста никак отошли, лагерем встали. Лежу это раз как-то в палатке, вдруг, слышу – визг. Господи,думаю, не Трезорка-ли. Вышел, гляжу –  он и есть! Прыгнул на грудь, визжит, лает! Отлежался ведь, матушка, – заключил старик. С тех пор вот и живем вместе, не расстаемся.

-Кушай, дедушка, кушай, – ласково говорила Марфа Ивановна, подавая старику огромный кусок пирога с рыбой.

-Простынет.

-Награди тебя Бог, матушка, – старик оттер кулаком выкатившуюся из глаза слезу.

Самовар был давно уже убран, и теперь на столе, на крытой комчатой скатерти стоял румяный пирог. Тут же дымилась миска со щами. Выглянувшее из-за тучки солнышко пробилось сквозь опущенную кисейную занавеску окна и осветило веселенькую картинку.

Радостно было смотреть на эту добродушную хлопотунью старушку, так радушно, от всего сердца, угощавшую оборванного, грязного нищего. Даже морщины на лбу его как-будто разгладились. Давным-давно не едал старик с таким аппетитом. Да еще бы! Во всю его долголетнюю жизнь не случалось ему видеть такого обеда. Про Трезорку и толковать, разумеется, нечего. Разлегшись под столом,он уписывал огроменнейшую мясную кость и был, конечно, тоже доволен, как нельзя боле.

-Да сохрани Господи и помилуй всякого от такой жизни, – задумчиво проговорила Марфа Ивановна. – Старый, больной человек. Покой бы нужен ему. Хлеба кусок верный. А тут, вот, поди ты, холодно, голодно.

-Что делать, матушка, – вздохнул старик.- На все Божья воля.

-Так-то так, дедушка, ну а все же.

– Спасибо, комилица, – он встал из-за стола и перекрестился на иконы. – За хлеб, за соль спасибо. Награди тебя Бог. И меня досыта накормила, в жизни так не ел. Да и Трезорку. Ишь ведь как он, плут, разнежился, – усмехнулся старик, поглядывая на растянувшегося перед печкой Трезорку.- Ну-ка, вставай, благодари хозяйку, да и домой пора отправляться. Больно уж я засиделся, матушка, прости, Христа ради.

Старик-Погоди, дедушка, погоди. Потолкуем.

-Да пора уж, родная. И тебе тоже покой надо дать. Сама поди после обеда отдохнуть хочешь.

-Ничего, ничего. Садись.

Старик сел.

-Вот видишь, дедушка, – начала Марфа Ивановна.

Говорила я давече, капиталов у меня никаких нет. Муж-то покойник, царство ему небесное, 35 лет прослужил верой и правдой. Трудился, копил. Ну вот и оставил домик этот да пенсию. И благодарение Господа, ничего мне больше не надо. Живу, не нуждаюсь, сыта, одета, в тепле.

-Благодать, матушка, благодать.Точно в раю живешь.Всякому так-то бы.

-То-то и есть. Ну и думаю я, знаешь. Вот что думаю,дедушка. Домик у меня небольшой, в нем комнатки три найдется да кухня, просторно значит. Кушанье мы на двоих готовим. А все иной раз остается. Ну и думаю я, что мне стоить приютить человека, да прокормить его.

-Доброе дело, матушка.

-Так завтра, знаешь, возьми да и перебирайся ко мне.

-К тебе, матушка? Да как же это?

-Да вот так. Возьми да и переберись.Чего тебе жить в холоде да в голоде? Место у меня на печке найдется. Лежи себе хоть с утра до ночи. Парь свои косточки. Щей тарелка тоже найдется.

-Родимая ты моя, кормилица, – заплакал старик.- Награди тебя Царица Небесная за доброту за твою. Да ведь нельзя мне, матушка ты моя, нельзя. Стесню я тебя. Убогой я человек. Больной. Работать ничего не могу. Что хлеб-то мне у тебя даром есть.

-Итак полно, дедушка, чего тут, найдется, говорю, у меня место. Перебирайся-ка завтра с Трезоркой.
Кухня у меня светлая, чистая, тепло в ней зимой, как в бане. А на Ульяну ты внимания много не обращай. Она баба не злая. Только поворчать любит. Так вот завтра, благословясь, и перебирайся.

– Родимая ты моя, благодетельница! – и старик упал в ноги.

-Встань, дедушка, встань. Грешно человеку кланяться, Богу кланяйся.

-Матушка! Царица Небесная! – крестился старик, а слезы так и текли в три ручья по его морщинистым, исхудалым щекам. – Заступница и Покровительница! Награди ты ее, пошли ей здоровья и счастья! Так вот, брат Трезорка,- совсем весело заговорил он, улыбаясь сквозь слезы, – дожили мы с тобой и до красного дня. Много мы наголодались, назяблись, под дождем мокли, под снегом. Ну вот ипослал нам Господь светлый праздничек. Благодари же барыню, ручку у ней поцелуй.

Трезорка визжал, прыгал, и, оказываясь рядом с хозяйкой, норовил лизнуть ей руку.

Растроганная Марфа Ивановна отвернулась и отирала катившиеся из глаз слезы.

Опять выглянуло спрятавшееся за тучи солнышко, словно оно разделяло общую радость.

-Ишь, наследил-то как седой хрыч! – ворчала Ульянушка, провожая старого нищего. – Принесло гостей!Тебе тут чего надо , брысь! – пнула она Трезорку, сунувшего любопытный нос в какой-то горшок. – Чтоб вам пусто было! – и Ульяна сердито захлопнула дверь.

Но старик даже не слыхал ее брани.

Детям, детский сайт

Также слушайте другие истории из сборника  Доброе дело >>

Илюша Горбунчик. Добрые души

Окончание

<< На главную страницу            на Детскую рубрику >>