Рассказы о. Варнавы. Книга 1-я. Страница 10-я
Мир Вам, дорогие посетители православного сайта “Семья и Вера”!
10-страница рассказов известного российского писателя и поэта монаха Варнавы (Санина) содержит в себе три истории.
Первый рассказ повествует о великой силе 90-псалма “Живый в помощи…”, чтение которого низводит благодать Духа, творящую чудеса!
Каждый верующий человек знает, что наше тело – это вместилище бессмертной души, которая способна даже подчинить себе осязаемую плоть! Второй и третий рассказ посвящен этой таинственной теме.
СИЛА МОЛИТВЫ
Ехала киносъемочная группа.
Из Москвы в Санкт-Петербург.
Все делалось в величайшей спешке.
Потому что, как говорил, главный режиссер, «уходила натура».
То есть, согласно сценарию, снимать нужно было прекрасную золотую осень с голубым небом.
А по прогнозам синоптиков вот-вот должен был начаться ветреный дождь, за которым возможен снег.
― Миша, ну наконец-то! Давай, пошамань, чтобы мы успели! ― обрадовался режиссер, увидев чрезвычайно маленького черноволосого человека с узким прищуром глаз.
Он как-то незаметно присоединился к группе уже в самый последний момент, на вокзале.
― И так все будет хорошо! Не опоздаем, ― как бы прислушавшись к чему-то, что было слышно только одному ему, уверенно пообещал тот.
Но, режиссер, как ни спешил, велел всем остановиться, возле освещенного фонарем места, и уже командным тоном повторил свою просьбу.
Черноволосый человек торопливо кивнул и принялся раскрывать свой большой чемодан.
― Кто это? ― с недоумением спросил сценарист у оператора.
И услышал в ответ уважительное:
― Шаман!
― Разве в моем сценарии есть такая роль?! ― изумился сценарист.
― Да нет, это настоящий шаман! Из Якутии! ― охотно ответил оператор. ― Наш главный пригласил его для того, чтобы успешней прошли съемки. Мы с ним уже два боевика и одну мелодраму сняли. И за все три фильма ― премии!
― Но ведь на этот раз вы снимаете не пустые боевики, а настоящее, историческое кино! О святой православной Руси. Зачем для этого нужен какой-то шаман?! ― попытался возразить сценарист.
Но оператор остановил его:
― Погоди, сейчас начнется самое главное!
И действительно.
Черноволосый человек открыл чемодан.
В нем были ярко раскрашенные ― одна другой страшнее ― зловещие маски, бубен, еще какие-то, явно ритуальные, предметы. Баночки… склянки…
И, чтобы не привлекать внимания прохожих, стал потихоньку что-то нашептывать, барабаня кончиками пальцев по бубну, то есть, камлать.
― Господи, помилуй! ― невольно прошептал сценарист, убеждаясь, что перед ним ― действительно настоящий шаман!
Будучи верующим человеком, чтобы не принимать участия в таком языческом действе, он отошел на несколько шагов в сторону.
И принялся горячо молиться.
А именно ― читать 90-й псалом и молитву «Да воскреснет Бог»…
Ни разу еще он не читал их с таким усердием.
Тем временем движения шамана неожиданно стали нервными.
Он принялся с подозрением оглядываться вокруг.
Затем усилил свой стук по бубну.
Забубнил, завыл чуть ли не в полный голос…
― Ну что ты там возишься? ― не выдержал, наконец, режиссер. ― Всегда же было не больше минуты. Так с тобой мы и на поезд, глядишь, опоздаем!
Шаман, нехотя прекратил камлание.
― Ну что, все будет в порядке? ― проходя мимо него, спросил оператор.
― Да! ― закрывая свой чемодан, как-то рассеянно буркнул шаман.
И уже не так уверенно повторил:
― Успеем! На поезд точно должны успеть…
И действительно.
На поезд группа не опоздала[1].
У вагона директор фильма достал билеты, деловито оглядел всех и на всякий случай спросил:
― Все на месте?
― Кого нет ― отзовитесь! ― банально пошутил оператор и вдруг осекся, видя, что у шамана ― пустые руки. И рядом с ним на перроне ничего нет. ― Миша! ― вскричал он ― А твой чемодан ― где?!
Шаман ахнул, стукнул себя кулаком по узкому лбу и частыми мелкими шажками бросился к фонарю, где, как только что выяснилось, забыл свой чемодан.
Обгоняя его, по знаку главного режиссера, чтобы им не уехать без шамана, пусть даже и без его чемодана, бросился длинноногий помощник оператора…
Но ― какое там!
Вокзал, как известно, место, где нужно ухо держать востро.
Разумеется, кто-то уже успел воспользоваться такой редкой возможностью ― как лежащий на хорошо освещенном месте бесхозный большой чемодан.
И унес его.
― Что делать? Я ведь теперь без бубна, и всего, что в нем было ― как без рук! ― стонал всю дорогу шаман, которого буквально в последнее мгновение втащили в уже трогавшийся вагон…
«Слава Богу!» ― с облегчением думал сценарист.
Хорошо, спокойно ехалось ему под монотонный перестук вагонных колес.
Одно только было жаль.
Что нельзя было увидеть лицо похитителя, когда тот, довольно потирая ладони, где-нибудь в глухом, полутемном месте откроет этот чемодан со зловещими, жуткими масками…
___________________
[1] Чего нельзя сказать о приезде в Санкт-Петербург, который встретил ее шквальным ветром, сорвавшим за ночь с деревьев листву, и проливным дождем, сменившимся обильным снегопадом.
УРОК НА БУДУЩЕЕ
Делали Татьяне ― молодой и красивой женщине ― операцию.
Очень серьезную.
Под долгим общим наркозом.
Делали-делали…
Как вдруг она ясно почувствовала, что выходит из своего тела.
Поднимается над операционным столом.
Над ослепительными лампами с отражателями…
«Самым интересным было то, ― рассказывая мне эту историю, не переставала удивляться она, ― что моя душа оказалась такой большой, что просто не умещалась в палате! И, тем не менее, я отчетливо видела свое тело. Врачей, которые со скальпелями и другими блестящими инструментами, оперируя, склонялись над ним. Слышала каждое их слово. Хотя… если честно, то лучше было бы и не слышать!»
На мой вопрос, почему ― Татьяна, немного подумала-подумала.
Да и махнула рукой:
«А, ладно, чего там! Дело земное, житейское…»
И рассказала, что хирурги, два молодых, крепких мужчины, не переставая работать, бросали на ее обнаженное тело бесцеремонные взгляды и делились вслух похотливыми комментариями и разговорами.
Она хотела крикнуть им:
«Что это вы тут такое говорите? Постыдились бы хоть! Ведь вы же оба ― женатые люди! Да и вообще ― где ваша хваленая врачебная этика?!»
Но голоса у нее – не было.
Пыталась заткнуть им рты ― она была не только красивой, но весьма крутого нрава…
Но их крепкие фигуры оказались насквозь проницаемыми для нее…
Она словно обрела возможность проходить сквозь предметы и стены.
И только уже после операции, в палате, когда они, важные и серьезные, вошли для обхода, высказала им все, что о них думает.
То есть, пересказала каждое их слово…
Врачи сначала стали красными от стыда.
Потом побледнели.
Затем начали упрекать друг друга:
«Это ты ей все рассказал?»
«Когда? Я тогда сразу ушел и вот только сейчас появился. Это, наверное, твоя работа, и теперь ты хочешь перекинуть все на меня!»
«Да нет же, клянусь тебе!»
«Будет вам! ― не выдержав, прикрикнула на хирургов Татьяна. ― Никто из вас ничего мне не говорил!»
«Откуда же ты тогда знаешь все это?» ― в один голос вскричали врачи.
Татьяна рассказала.
Всё.
Без утайки.
― А-ааа… ― смущенно протянул тот хирург, который обрел дар речи первым. ― Тогда все ясно…
Хотя на самом деле ― ничего ему не было ясно.
Равно, как и другому.
Время-то еще было послеатеистическое.
Вера только-только начала возвращаться в нашу жизнь.
Но урок оба получили немалый.
И главное, для самой Татьяны та операция явилась великим уроком на Будущее.
Потому что после того, что с ней произошло, она совершенно уверена ― Будущее, причем, то, которое нужно писать с большой буквы, существует.
И оно ждет ее…
Хирургов…
Всех нас!
БАБУШКА-КРАСАВИЦА
Маленький Паша долго не мог понять, и почему это папа с мамой называют бабу Аню ― «бабушкой-красавицей».
Она ведь была совсем старенькая.
Седая.
Всё лицо ― в темных глубоких морщинах.
И даже ходить уже не могла.
А только лежала.
Почти все время глядя на большую икону в углу ее комнаты, перед которой день и ночь горела лампада.
К тому же она была не просто его бабушкой, а даже ― прабабушкой!
Так почему?!
Наконец, когда он немного подрос, мама, ответила на этот вопрос.
― Все дело в том, ― сказала она, ― что баба Аня не всегда была такой, какой ты ее знаешь.
― А какой? ― удивился Паша.
Вместо ответа, мама достала из стенки большой семейный фотоальбом.
Раскрыла его.
И показала на очень старый, пожелтевший от времени снимок, с которого лучезарно улыбалась удивительно милая, юная девушка.
― Смотри!
― Ах, какая красивая! ― только и ахнул, увидев ее, Паша. ― Неужели, это наша баба Аня?
―Да, только много-много лет назад, еще до войны, ― подтвердила мама.
― Теперь я понимаю, почему она бабушка-красавица… ― прошептал Паша.
Он хотел тут же побежать к бабе Ане и сообщить, что знает, почему все называют ее так.
Но мама остановила его.
― Погоди, не мешай ей молиться!
― Ну вот… ― насупился Паша. ― Как только захочу к ней ― всегда нельзя. Она что, все жизнь, что ли, молится? И на этой фотографии тоже?
― Нет, ― вздохнув, покачала головой мама. ― Тогда она жила, как все юноши и девушки ― без Бога. То есть, не посещала церковь. Не молилась. Даже не носила нательный крест…
― Как это? ― удивился Паша.
Насколько он помнил себя, они всегда ходили по воскресеньям с папой и мамой в храм.
И еще каждый день дома молились ― утром и вечером.
А крестик у него, на крепкой суровой нитке ― всегда висел на груди.
Он даже в ванне его не снимал!
― Вот видишь, к счастью, ты этого даже не понимаешь, ― улыбнулась ему мама. ― А тогда всё было на так. Хотя баба Аня и была крещена в детстве, и молитвам ее научили родители, да только в школе она быстро ушла от веры. Словом, стала, как все. Или, как почти тогда все. То есть, думающей только о земном. Но после одного страшного случая раз и навсегда поверила в Бога. Так поверила, что, хотя за это в то время могли очень сурово наказать, крестила, когда она родилась у нее, свою дочку. Папину маму. И воспитала ее так, что та крестила папу. А папа ― меня и тебя![2]
Все это так заинтересовало Пашу, что он даже забыл, что хотел бежать к бабушке.
А мама продолжала:
― Однажды, уже во время войны, баба Аня, а тогда ― ты сам видишь, какая это была красивая девушка, бежала через открытое поле.
― Зачем? ― уточнил Паша.
― Чтобы спрятаться в лесу от фашистов. И надо же было такому случиться ― их разведка на мотоцикле, два солдата и офицер, как раз в это время ехала через поле. Они остановились, начали разговаривать…
― И что же бабушка? Спряталась?
― Где? Там не то, чтобы дерева ― ни одного кустика не было!
― Тогда, значит, побежала обратно?
― Нет, это бы наверняка погубило ее! ― уверенно возразила мама. ― Видя, что они, увлеченные разговором, еще не заметили ее, она, что есть сил, взмолилась Богу, Пресвятой Богородице и… продолжила свой путь. Пошла прямо на этих фашистов!
― И не побоялась?! ― во все глаза глядя на фотографию, воскликнул Паша.
― Это ты как-нибудь спросишь у нее сам, ― улыбнулась ему мама. ― Она нам с папой только рассказывала, что тогда шла и молилась. Шла-шла… Молилась-молилась… И в конце концов ― прошла, как бы, сквозь них…
― Как это?!
― А вот так ― прямо посередине!
― Вот это да…
Паша восторженно покрутил головой.
И с нетерпением стал ожидать: когда, наконец, можно будет войти к его, как это только что выяснилось, необыкновенной бабушке-красавице?
Нет, он не будет мешать ей!
Просто посмотрит на нее, спросит ― боялась она тогда или нет?
А после этого ― всегда вместе с ней будет молиться!
______________
[2] Разумеется, в храме, попросив об этом священника (примеч. автора).
Рассказы о. Варнавы. Книга 1-я. Страница 7-я
Рассказы о. Варнавы. Книга 1-я. Страница 8-я
Рассказы о. Варнавы. Книга 1-я. Страница 9-я
<< На главную страницу На рубрику монаха Варнавы >>