Рассказы Монаха Варнавы Санина

Рассказы о. Варнавы. Книга 2-я. Страница 4-я

Здравствуйте, дорогие посетители православного сайта “Семья и Вера”!

Размещаем 4-ю страницу ВТОРОЙ книги интересных и назидательных рассказов известного российского писателя и поэта монаха Варнавы (Санина), в которых автор затронул тему наших предков – славян, и поведал историю о создании замечательной поэмы “Росский крест”.

Заглавие

МАЛЕНЬКИЕ РАССКАЗЫ – “СЕГОДНЯ И ВЧЕРА”

Монах Варнава (Санин)

КНИГА ВТОРАЯ

Страница 4-я

Окончание

Часть 2

СвятоРусье

Ты стояла всегда,
Как свеча на юру
Перед Богом,
Православный огонь
От купели Крещенья
Храня.
И соседи тогда
На тебя,
Под ничтожным
Предлогом,
Шли войной испокон,
Раздраженные
Светом огня!

Богатырь, рукавом,
Утирая от жаркого пота
На закате чело,
Натрудившейся за день,
Рукой,
Знать не ведал о том,
Чем начнется с рассвета
Работа:
Булавою? Веслом?
Или, может,
Любимой сохой

От креста на груди
До креста
На зеленом погосте,
Жили верою в то,
Что, как смерть нас
Косой ни коси,
А вся жизнь впереди,
Ибо мы на земле
Только гости.
И той вере никто
Не захлопывал дверь на Руси!
Много вод утекло,
Как, узнав о Христе Иисусе,
Его Добрую Весть
Сохранила ты в сердце
Для нас.
И откуда пошло
Дорогое мое Святорусье,
Я начну и — Бог весть,
Может быть,
И закончу свой сказ!..

Окончание

РАЗНЫЕ СКИФЫ

Где только ни был Геродот , бежав из родного Галикарнасса во время политических неурядиц.
В Афинах.
На Самосе.
В Египте.
Понте.
Фракии.
Македонии.
Повсюду собирал он материал для своего исторического труда, основной темой которого была борьба греков с варварами.
И везде, как бы хорошо его ни принимали его, чувствовал себя чужим.
Но вот, наконец, он оказался и в Скифии.
Правда, не в самой глубине ее таинственной и опасной территории.
И, тем не менее, для грека это означало — побывать на самом краю света.
В Неаполе Скифском , куда он прибыл в тряской повозке из Херсонеса, ему рассказали немало историй о диких и страшных обычаях скифов.
Предупреждали ни в коем случае, если он хоть немного дорожит жизнью, не отправляться туда.
Но любознательность пересилила.
К тому же, узнав о желании эллина все же посетить эти края, его с любезностью пригласил в гости один из привозивших на продажу пшеницу, скифов.
Невысокий, плечистый светловолосый мужчина с голубыми глазами.
Который, с необычайным даже для афинянина достоинством, назвался — Радимом.
И Геродот вместе с ним отправился в путь.
По дороге он узнал, что скифы — это далеко не один народ.
А самые, что ни на есть разные.
Есть, действительно, страшные и воинственные племена, которые уничтожают любого чужестранца, чтобы тот не привнес в их жизнь ничего нового.
Есть более миролюбивые скифы, занимающиеся охотой.
А есть и совсем уже мирные (разумеется, если на них не идти войной!) земледельцы, к которым относится сам Радим.
Названия же у племен тоже различные.
Борисфениты.
Сколоты.
Невры.
Венеды.
Анты.
Склавены.
Так получилось, что мать у Радима из антов, а отец — склавенин.
Верят ли они в богов?
Да, разумеется.
Все.
А как же иначе?
Испокон веков так везде было…
Геродот едва успевал макать каламус в походную чернильницу, чтобы записать на папирусе все дословно.
Что-то в услышанном его удивляло.
Порой поражало.
Иногда забавляло.
А в некоторые рассказы Радима, например, о прирожденном гостеприимстве их племени, о жестокой, прилюдной казни за мельчайшее воровство, об обычае отпускать на волю военнопленных рабов, после обговоренного срока, наконец, о том, что жены погибших на войне или умерших от болезней мужей — добровольно лишают себя жизни, он просто не мог поверить.
И только лишь для вежливости согласно кивал головой.
Помня, что и они, эллины, частенько преувеличивают в глазах чужестранцев достоинства своего народа.
Однако совсем вскоре Геродоту представился повод для того, чтобы убедиться, в правдивости некоторых слов Радима.
Причем, такой, что будущий великий историк едва не погиб.
Это случилось уже под вечер первого дня их пути.
Какие-то, невесть откуда появившиеся, всадники, внезапно, со свистом и гиканьем, напали на них.
Нанятая Радимом в Неаполе охрана тут же трусливо разбежалась.
А сам склавенин, вместо того, чтобы защищать свой обоз, бросился к Геродоту, закрыл его своим щитом и телом и принялся махать перед собой мечом с такой силой и яростью, что разбойники не рискнули к нему даже приблизиться.
Они только взяли все то, что выручил от продажи хлеба Радим и так же внезапно умчались прочь.
— Такие они вот — скифы! — наутро, после ночевки на голодные желудки, сказал Радим.
Хорошо, что у Геродота в большом кожаном кошеле было много крупных монет.
И золотых.
И серебряных.
На них они купили лошадей, еду.
И добрались до поселения, в котором жил Радим.
Это было несколько десятков глинобитных домов и землянок на живописном берегу синей реки.
Здесь вернувшегося хозяина ждали новые неприятные новости.
Жена с горьким плачем сообщила ему, что, пока его не было, а она уходила с детьми в лес, по ягоды и грибы, их начисто обокрали.
Свои — не чужие.
Вынесли все до последней крошки и нитки.
Тех, кто это сделал, разумеется, тут же казнили.
Но куда они все припрятали — неизвестно.
И она с детьми уже третий день умирают от голода.
Радим как мог успокоил жену.
Пообещал, что сейчас возьмет у соседей в долг монеты или продукты и все исправит.
Но, по словам жены, почти все люди сейчас в лесу, который, как известно, должен накормить их на целую зиму.
— Так у меня же ведь есть еще деньги! — узнав в чем дело, потянулся к кошелю за поясом Геродот. – Возьми и купи!
— Нет. Ты гость! — наотрез отказался Радим.
И, не слушая больше эллина, куда-то ушел.
Жена Радима и дети во все глаза смотрели на диковинного человека симметрично расположенные на лбу волосами и закрученная, по восточному обычаю (этому Геродот научился в Персии), в два локона бородой.
Но их гость этого даже не замечал.
Недоумевая, он наблюдал за тем, как Радим переходит от одного дома к другому, с каждый разом идя все медленнее.
И когда тот, наконец, возвратился, сразу же понял, почему.
Руки Радима были доверху наполнены вяленой рыбой, овощами, хлебом и даже глиняным кувшином — как оказалось вскоре известно — с вином!
Расставив все это на грубо сбитом из досок столе, он, вместо того, чтобы первым делом накормить своих голодных детей и жену, радушным жестом пригласил Геродота к обеду.
— Да ты что? — глядя на него во все глаза, отчаянно стал отказываться эллин. — Их сначала насыть!
Но Радим упрямо стоял на своем:
— Гость в доме — свят! Садись и ешь!
В его, обычно спокойном и мягком голосе, зазвучал металл.
Невольно подчиняясь этому, очевидно, неумолимо действовавшему здесь издревле закону, Геродот сел за стол.
Торопливо, чтобы освободить место, принялся есть.
Но еда была такой, что он не удержался от вопроса:
— До чего же у вас все вкусно! Что — соседи с тобой, узнав о вашем несчастье и моем приезде поделились?
— Нет, — усмехнулся Радим. — Они еще даже не знают об этом.
— Погоди… — нахмурился эллин. — Не хочешь ли ты тем самым сказать, что все это ты просто…
— Да, украл! — с прежней невозмутимостью кивнул ему мирный скиф.
Узнав такое, Геродот отшатнулся от еды.
— Зачем ты пошел на это?! Тебя ведь теперь — самого казнят!
И услышал в ответ:
— Нет. У нас прощается и даже одобряется только один вид воровства. Если оно сделано — чтобы накормить гостя!
Нигде, ни в одной стране, а был он еще в Италии, Месопотамии, Лидии, во многих прибрежных малоазийских областях с прилегающими к ним островами, во всех портовых финикийских городах, не встречал Геродот такого теплого и искреннего гостеприимства.
Еще больше он убедился в нем, прогостив несколько дней в этом поселке.
А когда уезжал, и они уже вышли из дома, под благовидным предлогом вернулся и положил на стол свой кошель.
Оставив себе лишь на самое необходимое в дальней дороге.
Он сделал так тоже из самого сердечного желания помочь попавшему в беду Радиму.
И чтобы здесь, в земле — и язык-то не поворачивался, чтобы теперь называть их так — варваров не думали о том, что они, эллины, всегда преувеличивают в глазах чужестранцев достоинства своего народа…

Окончание

РОССКИЙ КРЕСТ
или
ИСТОРИЯ СОЗДАНИЯ ОДНОИМЕННОЙ ПОЭМЫ

Написал я однажды, живя в Санкт-Петербурге, поэму о наших далеких предках.

Первоначально сюжет ее предназначался для исторической повести.

То есть, для прозы.

Но тут вдруг появилась одна поэтическая строка.

За ней вторая.

Третья…

Давным-давно, а может, и давнее,
(Мой счет не на годины — на века!),
Когда и зимы были холоднее,
И дали неоглядные виднее,
И полноводней каждая река;

Когда к богатствам мраморной Эллады
Уже тянулся семиглавый Рим,
Как уверяют были и баллады
(И подтверждают найденные клады!)
Свершилось то, о чем мы говорим

О, всех времен благие перемены!
Когда был цел язычества кумир,
На северной границе Ойкумены,
Силен и смел, не ведущий измены,
Явился люд. И удивился мир:

Племя, да племя,
Род, да род…
Чье это семя?
Что за народ?!

И очень быстро, всего за четыре дня и несмотря на высокую температуру (как раз тогда я болел гриппом), мне удалось написать довольно-таки большую, остросюжетную поэму.

В ней рассказывалось о том, как родившийся в одном из славянском племен младенец, прожив долгую жизнь, стал в нем самым уважаемым и главным человеком…

За годом год — полвека миновало.
Ребенок стал старейшиной седым.
За мудрость его племя Веждом звало.
И он, как это исстари бывало,
Давал уроки жизни молодым.

Красть, лгать, хитрить, живя в роду, не лепо!
Ин разговор война — суров и прям.
В бою к добру должно быть сердце слепо:
Бей, режь, коли, руби врага свирепо,
Но после — пленных приравняй к друзьям!

Гость в доме свят: купец ли, странник, вестник,
Согрей и накорми, хоть укради!
Но если жив в чужом роду твой местьник,
Будь он дитя, старик или ровесник,
Ты — кровь за кровь! — его не пощади!

Вдова живая — суть позор для рода.
Коль умер муж, ей тоже на костер!
Родивши дочь, мать вправе, коль природа
Не даст еды вдостаток для народа,
Взять в руки зелье, или нож остер…

И сын да умертвит отца родного,
Иль мать, как станут бременем они…
И много еще разного иного,
У очага и озера парного
Вежд говорил в суровые те дни.

А если кто (хоть спросы были редки!)
Вдруг уточнит: «Дед Вежд, а почему?»
Он резко, как на розги режут ветки,
«Не знаю! — скажет. — Так учили предки!»
И строго-строго погрозит ему.

Ах, время!.. От рассветов до закатов
Оно текло, как пот в часы труда.
И вдруг, не из-за гор и перекатов,
Не по команде вражеских легатов,
А в сердце рода грянула беда!

К племени племя,
К роду род
В гости не ходит
Росский народ!

Из-за страшного векового обычая мстить кровью за кровь, началась война с соседями, после которой в племени осталось всего четверо, включая самого Вежда, человек: братья близнецы Ждан и Неждан, да прибившаяся к ним беглянка Млада, на любви к которой двух братьев, собственно, и строился весь сюжет.

Словом, получилось почти 14 страниц убористого текста!

Не хватало только концовки.

И, к величайшему моему огорчению – самого главного.

Духовной составляющей в развитии темы.

Ведь к тому времени мной уже была выработана сознательно и неукоснительно соблюдаемая писательская программа (тоже в стихотворном виде, и не случайно, ибо, говоря энциклопедическим языком, поэзия — это высшая форма организации человеческой речи):

Взирая на жизненную панораму,
Я прихожу к такому итогу:
Что за дорога, если она не ведет к храму?
Что за слово, если оно не ведет к Богу?..

Эта же поэма была о событиях, происходивших задолго до Рождества Христова.

И хотя почти сразу я назвал ее «Росский крест», по этой объективной для меня, исторической причине крайне сложно было направить ее в русло духовности.

Один лишь момент несколько успокаивал меня.

Это когда к старейшине племени, мудрому и седому Вежду, обратился с мучавшим его вопросом его молодой соплеменник.

Придя с охоты, к деду Ждан с вопросом:
“Коль Бог один, другие-то зачем?”
Хотел сказать старик: “Утрись под носом!”
Да видя, что стоит пред храбрым россом,
Лишь пробурчал устало: “А затем!”

Дед, скажи все ж!
Бог один есть,
Что ж других тож
Даже не счесть?

И, хоть их тьмы —
А везде страх,
И живем мы,
Словно впотьмах,

То, страшась бед,
То, боясь бурь?..
Не молчи, дед,
Брови не хмурь!

Но ответь мне,
Чтоб понять мог:
Кто ж тогда в пне,
Если дуб — бог?

Иль в реке, где
Бог, когда сушь?
Был же — в воде!..
Отвечай, уж!

Говори, слышь,
И не будь строг,
Где, скажи, лишь
Тот, Един Бог?..

Коль уж слаб сам,
В стане здрав будь!
И хотя б нам
Укажи путь!..

Но лежит Вежд,
Как сухой куст.
Не открыть вежд…
Не разжать уст…

Так и ушел из жизни старый Вежд, не зная, что сказать, жаждущему духовной правды, Ждану.

Да и что он мог ответить ему, сам не просвещенный еще словом Истины?

А потом вдруг как осенило.

Так ведь события поэмы происходят на берегах Днепра, тогда еще Борисфена…

На той самой территории, куда с проповедью о Христе, согласно древнему преданию, приходил апостол Андрей Первозванный.

И где он поставил крест, освящая им все окрестности и провозвещая сему месту великую духовную славу.

Иными, поэтическими (перо тут же быстро услужливо побежало по бумаге) словами:

Прошло лет сто, а может быть, и двести.
(Мой счет не на года, а на века!)
И вот, почти на том же самом месте,
Взошли на гору люди Доброй Вести,
И оглядели земли свысока.

Внизу шумели воды Борисфена.
(Когда-то еще станет он Днепром,
И забелеют Киев-града стены!)
Покуда росс, могучий и степенный,
Валил там лес надежным топором!

— Ну как тебе, Апостоле Андрее?
… Тут старший разомкнул свои уста,
И, взора, не сводя с гиперборея,
Сказал, светясь глазами все добрее:
“Да будут святы здешние места!”

— Да как же так, Апостол, люди эти
Грубы, горды, жестоки, словом — росс!
“Они, всю жизнь не знавшие о Свете, —
Сказал Андрей, — пока еще, как дети!
А у отца, какой с ребенка спрос?”

— Но ведь у них от камня и до солнца —
Сплошные боги, молятся им зря!
“А мы промоем их сердец оконца,
Помолимся, чтоб идолопоклонца
Преобразила Истины заря!”

Так рек Апостол, Божьим словом грея.
И, освящая дикость росских мест,
Те люди, по прошению Андрея,
Послушным топором гиперборея,
Срубив два древа, водрузили — Крест!

О, чудная Апостола надежда!
Немало лет промчалось с этих пор.
И вот она — крещальная одежда!
Но это уж, скажу словами Вежда,
Ин — то есть особый разговор!..

Так появилась концовка этой поэмы.
И все сразу же встало на свои места!

Заглавие

Рассказы о. Варнавы. Книга 2-я. Страница 1-я

Рассказы о. Варнавы. Книга 2-я. Страница 2-я

Рассказы о. Варнавы. Книга 2-я. Страница 3-я

конец

<< На главную страницу                На рубрику монаха Варнавы >>