Рассказы Монаха Варнавы Санина

Рассказы о. Варнавы. Книга 3-я. Страница 12-я

Здравствуйте, дорогие посетители православного островка “Семья и Вера”!

Перед Вами последняя (12-я страница) ТРЕТЬЕЙ книги рассказов известного российского писателя и поэта монаха Варнавы (Санина), в которых автор затронул тему античной истории.

Заглавие

МАЛЕНЬКИЕ РАССКАЗЫ

Монах Варнава (Санин)

КНИГА ТРЕТЬЯ

Страница 11-я

Окончание

МЕЧТЫ И ЯВЬ

Император Клавдий для того, чтобы безотвлеченно заниматься писанием научных книг по истории, переложил тягостное для него бремя власти на своих вольноотпущенников[1].

Творившим после этого в государстве все, что хотели.

И, окончив очередной труд, пожаловался:

– Друзья мои, ни у одного историка не было такой возможности, как у меня, узнать и сразу же описать великое событие. А я… я не знаю ничего достойного, что происходит во время моего правления. Может быть, вы поможете в этом? Подскажите новую тему. Иными словами, как говорил Архимед, – дайте мне точку опоры! Я не собираюсь, как он, переворачивать Землю. Но напишу – бессмертную книгу!

– Успех труда историка зависит не от масштабов события, а от величины таланта того, кто его описывает! – шепнул один вольноотпущенник на ухо другому.

А вслух сказал:

– Может, развязать для этого большую войну?

– Да!

– Скажем, против непобедимой доселе Парфии! – стали поддакивать остальные, тут же прикидывая, какие несметные богатства могли они нажить хотя бы на подготовке такого похода.

– Только не это…- поморщился в общем-то миролюбивый император.

– Тогда… – ненадолго задумались вольноотпущенники и стали предлагать:

– Можно построить один новый водопровод в Риме!

– Даже два!

– Начать менее опасный поход – на Британию![2]

– Еще, говорят, на Востоке найдено тело кентавра. Для сохранности его, как следует, просолили, и ты в любой момент можешь увидеть, а потом и описать такое неслыханное во все времена событие!

Слушая вольноотпущенников, Клавдий все более скучнел лицом.

Уже неприкрыто зевал.

А те все перечисляли…

Перечисляли…

И это – в то самое время, когда всего десять лет назад действительно произошло несопоставимое ни с чем иным, по своему величию и спасительному значению для всего человечества, событие.

Был распят на Кресте и воскрес Иисус Христос.

И теперь, в дни правления историка-императора, тщетно искавшего достойную тему для своей новой книги – по всей земле, неся людям Благую Весть, шла Апостольская проповедь…

______________

[1] То есть, бывшим рабам.

[2] И то, и другое вскоре было выполнено.

Окончание

ПОСЛЕДНЯЯ ШУТКА ИМПЕРАТОРА

Император Веспасиан любил пошутить.

Зачастую это были простые и грубые, свойственные ему, как поднявшемуся от сына торговца мулами до полководца и, в конце концов, ставшему императором, солдатские шутки.

Но зато – с пользой для государства.

А это для основателя династии Флавиев – Веспасиана[3] было главным.

Придя к власти, он застал государственную казну после безумных роскошеств Нерона и опустошительной гражданской войны, когда всего лишь за полтора года сменилось три императора, в таком бедственном состоянии, что гордым римлянам в пору было просить милостыню.

Как объявил в самом начале своего правления Веспасиан, нужно было не менее сорока миллиардов сестерциев (для тех времен – просто астрономическая сумма!), чтобы поднять государство на ноги.

А начинать пришлось с самого малого.

И необходимого.

Когда новый император прибыл в Рим – этот переполненный знатью и плебсом (как говорили тогда, не считая рабов) город, то оказалось, что запасов хлеба в нем было едва ли на десять дней.

Предусмотрительно отправив из Египта в столицу корабли с зерном, Веспасиан в буквальном смысле слова, спас ее от голода.

А затем год за годом, благодаря неутомимой работе и, доходившей до прямых упреков в его адрес, скупости, не только выправил положение.

Но и сделал Рим еще роскошнее.

И богаче.

При нем был восстановлен, превращенный в руины, Капитолий.

Причем, сам Веспасиан первый своими руками начал расчищать обломки и выносить их на собственной спине.

Выстроен большой новый форум, по краям которого император повелел поставить здания библиотек.

Это сооружение, превосходящее, по словам иудейского писателя Иосифа Флавия, все человеческие ожидания, было завершено в необычайно короткое время.

В храме богини Мира (Веспасиан гордился тем, что даровал римскому государству мир), было собрано и расставлено все, ради чего люди прежде путешествовали по всей земле, чтобы увидеть это.

И даже то, чего не могли видеть.

А именно… драгоценности и священные сосуды, взятые из иерусалимского храма…

Приказавший сыну Титу перед своим отбытием в Рим начать осаду Иерусалима, которая закончилась гибелью храма, Веспасиан, тем не менее, как сообщает верный ему писатель, очень дорожил ими…

После всего этого император решил взяться за новое дело.

Начал возведение в центре Рима грандиозного, рассчитанного на 50 000 человек, амфитеатра.

Законченного уже после смерти Веспасиана и официально названного амфитеатром Флавиев.

Это уже гораздо позднее, в Средневековье, неизвестно почему, его переименовали в Колизей.

А тогда – Рим возрождался и расцветал прямо на глазах.

Для этого император шел на все.

По словам историка Светония:

«Веспасиан открыто занимался такими делами, каких стыдился бы и частный человек. Он скупал вещи только затем, чтобы потом распродать их с выгодой; он без колебания продавал должности соискателям и оправдания подсудимым, невинным и виновным без разбору; самых хищных чиновников, как полагают, он нарочно продвигал на все более высокие места, чтобы дать им нажиться, а потом засудить – говорили, что он пользуется ими, как губками, сухим дает намокнуть, а мокрые выжимает».

Так было в самом «Вечном городе».

И в провинциях, на которые Веспасиан налагал непомерно тяжелые подати.

Увеличивая порой их вдвое.

Постоянно изощряясь в введении все новых и новых налогов.

И, по своему обыкновению, смягчая это своими шутками.

Так, когда цезарь Тит открыто возмутился тем, что его отец обложил налогом стоявшие прямо на улицах глиняные пифосы – общественные уборные, тот поднес к носу сына первые, полученные в результате этого неслыханного нововведения золотые монеты и спросил:

– Что, пахнет?

– Нет, – вынужден был признать Тит.

И тогда Веспасиан произнес фразу, ставшую крылатой на все времена:

– Так вот запомни раз и навсегда, сынок: деньги не пахнут!

В другой раз жители одного провинциального города, решив поставить на главной площади величественный памятник Веспасиану, собрали миллион сестерциев на памятник. Дело оставалось за тем, чтобы утвердить его у самого императора. Что касается самой скульптуры – тут двух мнений не было. Это должны быть официальная копия общепризнанной, государственной. А вот что касается высоты постамента…

Для уточнения его размеров, в Рим была послана депутация.

Каково же было изумление почтенных старейшин города, когда император, благосклонно выслушав их, протянул ладонь и сказал:

– Вот пьедестал! Кладите на него свой миллион!

Или еще один случай…

Когда один слуга попросил у императора какую-то должность, якобы, для своего брата, тот велел вызвать его. Поговорил с ним. Сразу же понял, в чем дело. Но не стал никого наказывать. А – дал этому «брату» выгодную должность, естественно, собственноручно получив за это немалую денежную мзду. И когда слуга осведомился, как обстоит дело, спокойно ответил ему:

– Найди себе другого брата, это теперь мой брат!

И в этом был весь Веспасиан.

Сумевший, даже став императором, навсегда сохранить непритязательные вкусы обычного человека.

И жившего в той простоте нравов, которая была присуща старинному римскому быту.

Такой личный пример лучше всяких строгих эдиктов, помог ему обуздать роскошь, терзавшую и разорявшую до него Рим.

А что касается его скромности и доступности…

Достаточно упомянуть одно лишь то, что это был первый император, который запретил обыскивать, в поисках спрятанного оружия, своих многочисленных посетителей и ходатаев…

По мнению еще одного историка – Тацита:

«Веспасиан был единственным императором, которого власть изменила в лучшую, а не в худшую сторону».

И вот этот правитель, не дожив, совсем без малого, до семидесяти лет, умирал…

По римским обычаям умерший император – если он только не был свергнут с престола и не запятнал себя недостойным правлением – причислялся к богам и в дальнейшем именовался с титулом «божественный».

Всю жизнь отличавшийся прекрасным здоровьем Веспасиан[4], как-то сразу почувствовав слабость и близость смерти, слег.

Он долго-долго осматривал стоявшие вдоль стен скульптуры богов.

Затем посмотрел на себя в зеркало.

С трудом покачал головой.

Вздохнул:

«Так вот оно что…»

И, наконец, сказал:

«Увы, кажется, и я становлюсь богом».

Придворные, несмотря на трагизм положения, улыбались.

Смеялись.

Желая подбодрить умирающего императора.

Уверяли, что это – самая удачная его шутка.

И только один лишь он совсем не смеялся.

Потому что на этот раз – говорил, как никогда, всерьез…

_______________

[3] После него правили два его сына – Тит и Домициан.

[4] За его спиной были десятки жестоких сражений и десятилетняя неутомимая государственная деятельность.

Окончание

ГОРЬКАЯ ПОТЕРЯ

Император Тит не только внешне был очень похож на своего отца: такой же круглоголовый, полный, с короткими курчавыми волосами.[5]

Вместе с именем он унаследовал от него и много характерных для Веспасиана качеств.

В первую очередь, разумность и осмотрительность.

Это помогло ему, несмотря на то, что в юности он так любил развлечения, что все боялись, как бы из него не получился второй Нерон, не уподобиться этому, умопомрачительному в своих недостойных делах императору.

Кроме этого Тит был способным полководцем.

Отлично владел конем и оружием.

Имел исключительную память.

Отменную силу.

Обладал несомненным талантом хозяйственного правителя.

Что проявилось в том, что он продолжил широкую строительную деятельность, начатую в Риме его отцом.

По дальнейшему возведению Колизея.

По хлопотной реставрации двух городских водопроводов, построенных императором Клавдием и рухнувших со временем до основания, начиная от самих источников вод.

Которую завершил, наконец, причем, на собственные средства.

Как и Веспасиан, он не был мстительным.

Зато – простым и доступным.

А еще – имел быстрый и меткий язык.

Словом, Тит был достойным сыном своего отца.[6]

Но имелись между ними и отличия.

В противоположность грубоватому и воспитанному, как простолюдину, Веспасиану, который, впрочем, не скрывал этого, а даже любил выставлять напоказ, Титу были присущи врожденное обаяние и тонкая обходительность.

Речи и стихи сочинял и произносил он по-латыни и по-гречески с охотой и легкостью, даже без подготовки.

Был знаком с музыкой настолько, что красиво пел и искусно играл на кифаре.

Умел писать скорописью быстрей лучших писцов.

А любому почерку подражал так ловко, что часто восклицал: «Какой бы вышел из меня подделыватель завещаний!»

Еще всему Риму были известны знаменитые слова своего нового императора.

Когда он однажды за обедом вспомнил, что за целый день никому не сделал ничего хорошего, то с горечью произнес:

– Друзья мои, я потерял день!

Жаль, что этот, безусловно, один из лучших императоров древнего Рима, правление которого было омрачено только независящими от него тремя страшными трагедиями: извержением Везувия, моровой язвой и пожаром в Риме[7], не знал самого главного.

А именно…

Слова Истины.

Которое вот уже в течение почти полувека разносилось по всем концам Римского мира.

И даже за его пределами.

Уже были написаны святые евангелия.

Кому-кому, а императору можно было без труда достать и прочитать их.

Побеседовать с христианами.

И даже – с самими апостолами.

Некоторые из них которых (в том числе и Иоанн Богослов!) были еще живы во время его правления.

Да, он был в Иудее, не ведая, что это Святая земля.

Но – во главе армии, которая, после страшной осады, сожгла Иерусалимский храм…

Да, изо всех сил он старался быть добродетельным.

Устраивал роскошные зрелища своему народу.

Помогал попавшим в беду людям.[8]

Прекратил начавшийся со времен Тиберия произвол доносчиков, часто наказывая их на форуме палками и плетьми и, в конце концов, приказал одну часть их продать в рабство, а другую сослать на самые дикие острова.

Да, в самом лучшем – во временных и земных делах – он пошел еще дальше своего отца.

А вот что касается вечного…

Хотя в его власти было все, чтобы узнать о Христе и, если будет на то Божья воля, прийти к Нему.

То есть, спастись…

И все его личные качества – простота, память и многое другое, очень могли способствовать этому.

Он не захотел или не смог этого сделать.

И в итоге потерял не просто день.

Месяц…

И даже два успешных года правления государством.

А – всю свою жизнь.

Ведь все на свете, что бы ни делал и как бы ни жил человек – подытоживает один вопрос:

И где его душа теперь?

Да…

Где?

Несмотря на то, что на пышной триумфальной арке, воздвигнутой на Форуме в его честь, сразу после кончины, было написано:

«Сенат и народ римский божественному Титу Веспасиану Августу, сыну божественного Веспасиана.»

__________________

[5] Если на монетах не уместилась или не сохранилась полностью надпись, то по лицевой стороне почти невозможно определить, чье именно это изображение.

[6] Чего, к сожалению, нельзя сказать о младшем сыне Веспасиана – третьем и последнем представителе династии Флавиев – Домициане. Отбросив прочь республиканскую внешность императора, он открыто повелел именовать себя господином и богом, сделался палачом всех добропорядочных людей; устроил массовое и первое в провинциях гонение на христиан. Подверг жесточайшим пыткам святого апостола и евангелиста Иоанна Богослова. И вообще правил так, что Марциал подвел итог его жизни следующей эпиграммой:

Флавиев род, как тебя обесчестил твой третий наследник!

Из-за него не бывать лучше б и первым двоим

[7] Подробнее об этом можно прочитать в рассказе об этом императоре в книге «Маленькие притчи. Том 3-й»

[8] Так, при пожаре Рима, который бушевал три дня и три ночи, он воскликнул: «Все убытки – мои!»

Окончание

ВНЕ ЗАКОНА

Перед смертью, император Септимий Север, как говорят историки, сказал:

«Я принял государство, раздираемое повсюду междоусобиями, а оставляю его в состоянии мира даже в Британии. Старый, с больными ногами, я оставляю моим сыновьям власть твердую, если они будут ее достойную, но – слабую, если они будут недостойны ее».

И, обращаясь уже к своим сыновьям – цезарям Антонину, по прозвищу Каракалла и Гете – добавил:

«Не ссорьтесь между собой, ублажайте воинов, на всех остальных можете не обращать никакого внимания!»[9]

На первые слова наказа своего отца жестокий и мрачный Каракалла не обратил никакого внимания.

После, справедливости ради нужно отметить, взаимных интриг, он убил кинжалом своего братья, искавшего спасения в объятьях своей матери.

Но все остальное выполнял неукоснительно.

Правда, для того чтобы удовлетворять все время растущие аппетиты армии, нужны были деньги.

И тогда, не без подсказки советников, разумеется, он придумал то, что не снилось даже умевшему делать деньги из воздуха Веспасиану.

Издал эдикт, согласно которому очень высоко ценившиеся до этого и дорого стоившие права римского гражданства, получило все свободное (то есть, за исключением рабов) население Римской империи.

Эта известие, благодаря удобным прямым дорогам быстро распространилось по всем провинциям.

И дошла до маленького городка, находившегося чуть ли не на самой окраине Ойкумены.

Самые богатые и неглупые жители сразу поняли истинную суть этого эдикта.

Дающего не столько почет и привилегии (какой может быть почет, если все обладают одним и тем же?), сколько обязанности и – самое обременительное – новые налоги.

Но они благоразумно предпочитали молчать.

Помня жестокое правление прежнего императора.

И не зная, чего еще ожидать от нового[10]

Поэтому остальные радостно выражали восторг, принимая хитрость императора за чистую монету.

Хотя, даже на введенных им антонинианах (денариям с резко пониженным количеством серебра) он не выглядел человеком, способного на благотворительность.

Скорее, наоборот.

Но, видно, простые люди так уж устроены, что им проще жить, выдавая хорошее желаемое за худое действительное.

И некоторые из них недоумевали, почему это их сосед по улице не радуется вместе с ними.

Наоборот – даже расстроен.

Одни полагали, что, буквально за несколько дней до выхода эдикта, он купил себе это гражданство.

Отдав все, накопленные, за честную трудовую жизнь деньги.

Чтобы его во время новых гонений, а всем было известно, что он – христианин не мучили так жестоко, как остальных.

Другие думали, что он просто ненавидит Рим.

А сам он, в кругу наиболее близких и верных друзей, в ответ на их вопросы, сказал:

– Все гораздо проще. Вы хорошо знаете, что когда Септимий Север, после Парфянского похода, неожиданно начал преследовать повсюду за веру в Христа, особенно новообращенных или еще не успевших креститься людей, я только-только ставший христианином, убоялся мучений и казни. В Риме, Александрии, Карфагене, Каппадокии, Коринфе лились целые реки неповинной крови. А я… я… Да что говорить – вы сами прятали тогда меня в подвалах своих домов…Но после, теперь – устыдившись этого, я только и ждал от жестокого Каракаллы нового эдикта, чтобы открыто исповедовать Христа и закончить, как и Спаситель свою жизнь на кресте. И вот… Вместо этого стал, как и все, римским гражданином. А по закону – римского гражданина категорически запрещено распинать на кресте… То есть, сделать со мной то, чего я теперь желаю больше всего в жизни.

– Постой, – сказал один из самых рассудительных его друзей. – Да, как говорится, суров римский закон – но закон. Однако ты сосем забыл, что во времена гонений вы, христиане, – он чуть было не сказал «мы», но, видно, не настало еще для этого время – становитесь более бесправными и уязвимыми, чем любой раб. То есть – вне закона. И поэтому, если тебя заботит только это, то…

Он мог и не продолжать дальше.

Христианин восторженно обнял его.

Просиял.

И сразу же стал гораздо более радостным, чем все остальные жители, этого, этого маленького и отдаленного от Рима, города…

А может, и всей необъятной империи!

________________________

[9] Те же историки сообщают, что, по постановлению римского сената, Септимий Север был объявлен божественным, так как «его очень любили после смерти либо потому, что злоба на него уже улеглась, или потому, что исчез страх перед его жестокостью». И еще «после его смерти все высоко оценили его главным образом потому, что впоследствии государство в течение долгого времени не видело ничего хорошего ни от его сыновей, ни после них, когда многие устремились к власти и Римская империя сделалась добычей для грабителей. В памяти христиан этот император остался, терпимо и даже благосклонно в начале своего правления относящимся к ним, особенно после того, как его исцелил христианский врач Прокл от болезни, но после этого, как яростный гонитель за веру в Христа.

[10] О Септимии Севере современники еще говорили, что ему надо было или вообще не родиться на свет, ибо он был очень жесток, или, если уж родился, то не надо было умирать, так как для государства он был очень полезен…»

Окончание

ВЕЧНЫЙ СМЫСЛ

Среди нумизматов, собирающих античные монеты, медная посмертная монетка императора Константина, мягко говоря, не пользуется особым уважением.

А, значит, и спросом.

Они предпочитают прекрасные золотые статеры Пантикапея и Александра Македонского…

Электровые[11] монеты Кизика[12]

Большие, уже сами собой представляющие предмет искусства, серебряные тетрадрахмы Афин, Родоса, Сиракуз…

Огромные бронзовые сестерции Древнего Рима.

Августа…

Тиберия…

Клавдия…

Нерона…

Особенно, если они редкие.

И в отличной сохранности.

А эта…

Во первых, сыновья Константина[13], после смерти отца выпустили ее в таком количестве, что теперь это – одна из самых распространенных монет поздней античности.

Во-вторых, очень уж мелкая.

Чуть больше ногтя на мизинце.

К тому же, такие монетки часто встречаются со следами досадной коррозии пусть даже и на отличной патине.

Что совсем не удивительно.

Ведь их очень редко прятали в клады.

Гораздо чаще теряли.

А земля, как известно, не самое лучшее место для долгого хранения меди.

И, в-третьих, как признался мне один собиратель, от самого слова «посмертная» как-то неуютно становится на душе…

И потому, эту монету почти не продают в нумизматических клубах.

И почти не покупают.

А зря!

Если посмотреть на нее под увеличительным стеклом, то взору откроются не просто изображения – а самые настоящие картины.

Достойные кисти – или в данном случае резца монетного мастера – великого живописца!

Которых, и правда, в античности было немало.

На одной стороне – профиль императора, который, так много сделав для Церкви, почему она по праву и называет его святым равноапостольным, крестился в самые последние дни, если не часы своей жизни.

Лицо – не в пример посмертным изображениям многих других царей и императоров, да и самого прижизненного Константина, особенно на его ранних монетах, не высокомерно-надменное.

Воинственно-властное.

Или обиженно-скорбное.

А наоборот – совершенно спокойное.

Возвышенное.

И даже умиротворенное.

На обороте – в белых (на монете этого, разумеется невозможно передать и остается только домысливать) крещальных одеждах, на квадриге – запряженных четверкой лошадях – он возносится в небо.

Смиренно вытянутая в струнку фигура могущественнейшего при жизни императора вся в едином порыве стремится ввысь.

Туда, где его встречает протянутая навстречу Божественная рука.

Символичная, разумеется, но…

Слово «посмертный» для верующего, а не живущего одним только временным и земным, человека, от этого сразу приобретает совсем иной – радостный, вечный смысл.

И такая монета становится дороже всех самых больших и красивых эллинских тетрадрахм…

Римских сестерциев…

Золотых монет…

На которых изображены призрачные божества и действительно существовавшие правители.

О посмертной участи которых можно теперь только лишь сожалеть…

8 февраля 2012 года.

__________________________

[11] Природный сплав золота и серебра.

[12] Город на южном побережье Пропонтиды (Мраморное море).

[13] Константин II, Констант и Констанций II.

Заглавие

Рассказы о. Варнавы. Книга 3-я. Страница 9-я

Рассказы о. Варнавы. Книга 3-я. Страница 10-я

Рассказы о. Варнавы. Книга 3-я. Страница 11-я

конец

<< На главную страницу                На рубрику монаха Варнавы >>