Здравствуйте, дорогие посетители православного сайта “Семья и Вера”!
Перед Вами очередной выпуск передачи “Беседы с батюшкой” телеканала “Союз”, посвященный православию и русской литературе.
Гостем телепередачи стал настоятель храма Рождества Пресвятой Богородицы г. Светогорска священник Михаил Котов.
Ведущий Михаил Проходцев
Записала Ярослава Трунцева
(Расшифровка выполнена с минимальным редактированием устной речи)
– Тема нашей сегодняшней беседы «Православие и русская литература». Отец Михаил, расскажите, с чего началась русская литература и каким образом Русь стала книжной?
– Для нас, читающих людей, становление русской литературы связано с XIX веком, называемым «золотым». Мы говорим: «Пушкин – это наше все!» На самом деле русская литература берет свое начало от замечательного памятника древнерусского искусства – «Слово о законе и благодати» митрополита Илариона. Не случайно оно было написано. Во-первых, это торжественная проповедь по случаю 50-летия принятия христианства. В киевском Софийском соборе при князе Ярославе Мудром, любителе книжной учености и книг вообще, была произнесена эта проповедь. И эта планка, которую задал митрополит Иларион, сразу же показала, что появляется на свет новая замечательная литература. Даже в византийской мы не найдем подобных высоких образцов. Удержать такую высоту – задача для нашей последующей литературы.
Словом «литература» стали обозначать словесность уже ближе к XIX веку, а до этого времени она называлась именно древнерусской словесностью или древнерусской книжностью. «Словесность» – удивительное понятие, в силу того что мы знаем пролог к Евангелию от Иоанна: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог». Это благоговейное отношение к Боговоплотившемуся проследовало удивительной цепочкой через всю нашу словесность.
Если мы посмотрим на становление книжности на Руси, то увидим, что древнерусская словесность питается этим неповторимым источником – Евангелием. Это и «Повесть временных лет», и жития святых, которые стали появляться, например «Житие Феодосия Киево-Печерского», заложившее фундамент для этого жанра. Его главный аспект – спасение души человека. Удивительная цель, о которой мы не должны забывать. Кстати, А.С. Пушкин, Ф.М. Достоевский, Л.Н. Толстой и другие писатели открыли для себя древнерусскую словесность, прежде чем явить миру себя и свой талант. Они увидели кладезь духовной мудрости наших богомудрых предков и унаследовали ее.
– Получается, что Церковь стала основой книжности и словесности?
– Мало того, гордишься (хоть с гордостью мы и боремся в христианстве), когда читаешь древнерусскую словесность, гордишься тем, что Господь судил тебе родиться именно на этой земле, тем, что тебя родила русская женщина. Выше той цели, которую ставит перед собой древнерусская словесность, нет на земле. Наш замечательный язык, великий и могучий, от которого сегодня мало что остается, особенно в молодежных субкультурах, получил становление через Церковь.
Еще до принятия христианства наша земля была оглашена удивительной миссией равноапостольных Кирилла и Мефодия, которые прекрасно знали греческий и латинский языки, но проповедовали Евангелие не на этих языках, а на славянском. Они дали нам удивительную азбуку, с которой и пошло становление древнерусской книжности, они перевели сначала богослужебные тексты. И потом, спустя пятьдесят лет, появляется этот удивительный памятник – «Слово о законе и благодати». Впервые мы о нем узнали в 90-х годах, до этого он находился под спудом – только специалист-филолог мог с ним познакомиться. Сегодня есть такая возможность для всех, и обязательно нужно ее использовать.
– Когда мы говорим о русской литературе, сразу же приходит на ум XIX век и начало XX века. Но ведь была литература и до «золотого века». К каким еще произведениям мы можем сегодня обратиться?
– Мы можем обратиться к излюбленному чтению наших богомудрых предков – житиям святых. Например, Киево-Печерский патерик – собрание удивительных житий подвижников, которое завораживает душу. Он является памятником древнерусской словесности. Это и «Повесть о Петре и Февронии», которую сегодняшним молодым людям необходимо знать как азбуку, чтобы не совершить многих ошибок.
Мы можем вспомнить о М.В. Ломоносове, основателе нашего литературного языка, наряду с А.С. Пушкиным, о Г.Р. Державине. Есть «Домострой» как памятник литературы. Многие не понимают это произведение, воспринимают его как страшное средневековье. А как памятник литературы – это шедевр! Знание тех предписаний, которыми руководствовался человек времени написания «Домостроя» (а это XVII век), только обогатит наш духовный кругозор.
Наши классики – явные таланты, таланты от Бога, они явили себя миру посредством того древнерусского фундамента, потому что были знакомы со всем этим.
– Можно ли говорить о христианской духовности русской классической литературы?
– Не просто можно, а нужно говорить! Н.А. Бердяев, мыслитель начала XX века, пишет, что русская литература «ранена» христианской темой. На протяжении семидесяти лет богоборчества, «научного» атеизма в нашей стране литература понималась в узком, специфическом ключе. Ни о каких христианских корнях не говорили. Д.С. Лихачев, академик, когда занимался древнерусской словесностью, больше внимания уделял внешнему, эстетическому, а не духовной глубине. Не мог он говорить об этом открыто. Сегодня мы имеем такую возможность и просто обязаны об этом сказать. Мы увидели корни, благодаря которым вырастает древо удивительной русской классической литературы.
Мы знаем о вечном споре между западниками и славянофилами. И даже ярого западника, например И.С. Тургенева, который сам себя признавал неверующим человеком и мучился этим вопросом, или великого писателя и еретика Л.Н. Толстого мы не поймем, если не будем знать этого христианского источника. Говорить о том, что наша литература духовна, и рассматривать ее с точки зрения христианской этики необходимо. Иначе мы не поймем поэтику тех писателей, имена которых мы с вами называли.
– Когда мы читаем произведения признанных классиков XIX – начала XX века, мы можем почувствовать дух бунтарства, свободомыслия. Эти авторы заняты переосмыслением традиционных ценностей. Можем ли мы говорить о христианском духе? Может ли он соседствовать с такими темами?
– Каждый человек, проходя земную жизнь, ставит перед собой вопрос о вере. Бывает, что человеку с детских лет прививается православная вера: его крестили, приобщили к этой благодати, он верует в Бога. А в юношеские годы от Бога уходит, в зрелости – опять возвращается. Вспомните жизненный путь А.С. Пушкина и других классиков. Мы помним, что конец XIX – начало XX века время бунтарское, к православию относились как к изжившему себя явлению, по-русски мало говорили, в моде был французский язык, на нем писали, владение им было признаком культуры – Александр I читал Евангелие на французском языке. Но, несмотря на все это, мы не поймем наших классиков, если не будем рассматривать их жизненный путь и то, как они эту веру приобретали.
Можно привести такой пример: знакомые увидели, как в храме молится М.Ю. Лермонтов. И ему пришлось оправдываться, было стыдно за порыв души, потому что тогда в храм никто не ходил. Посещали храм один раз в год, особенно чиновники, которым была нужна злополучная справка о том, что ты исповедовался и причастился. Однажды без стука вошли в кабинет к Н.С. Лескову, а он стоял на коленях перед иконой Спасителя. Ему тоже пришлось лукавить, говорить, что монетка упала. Такой был стыд.
Мы знаем, что внешняя, обрядовая сторона выполнялась неукоснительно: обязательно крестились, венчались, христианским погребением провожали в последний путь. Но в храмах людей уже не было. Аристократия стала потихоньку отходить. Это век бунта против традиционных ценностей, религиозных, против православия – с легкой руки «неистового» В.Г. Белинского. Парадигму «Православие – самодержавие –народность» он просто перечеркнул. Об этом пишут многие святые отцы: Игнатий Брянчанинов, святитель Феофан Затворник. Они призывают обратить внимание на свою веру, свои корни, иначе случится беда. Буквально через полтора–два поколения эта беда (1917 год) настигла Россию.
– Чему мы, люди XXI века, можем научиться у наших классиков?
– Древнерусская литература ставила своей задачей спасение души, у классиков она уже не так четко звучит. Это больше духовное преображение, воскресение. Мы можем говорить о пасхальном характере нашей литературы. Но этот удивительный поворот к гражданскому пафосу, патриотизму, горячей любви к своей Родине, вере начался с творчества А.С. Пушкина, Н.В. Гоголя и четкой линией прослеживается вплоть до XX века. У В.Г. Распутина мы находим те же самые темы.
Ни в коем случае нельзя изучать классику с точки зрения исторических перипетий. Нам всегда говорили, что «Герой нашего времени» повествует о жизни дворянства в XIX веке. Но это же скука! Никто не будет читать это произведение, если ставить вопрос таким образом. Вопрос, поднятый М.Ю. Лермонтовым, актуален во все времена: человек и его вера, а точнее – безверие. Печорин лишний сам для себя, а не для общества, он себя так и не нашел, он сам мучается и мучает тех, кто рядом с ним.
Наша литература высоконравственна; ту планку, которую задал тысячу лет назад святитель Иларион, первый из русских митрополитов, сохранили и даже приподняли выше. Название «золотой век» не мы придумали – его нам дала мировая художественная культура. Выше той высоты еще никто не прыгнул. И надо обратить внимание, что мы называем достаточно много имен, ни одна литература такого не знала. Одного имени Пушкина хватило бы на сто – двести лет, а у нас есть М.Ю. Лермонтов, Н.В. Гоголь, Ф.М. Достоевский, А.П. Чехов, Л.Н. Толстой, Н.С. Лесков, который немного в тени находится, а в любой другой литературе это была бы величина номер один. Читая этих классиков, прежде всего обращаешь внимание на то, как они любили свою землю, как любили свой народ и знали его – в отличие от тех людей, которые потом завели этот народ в тупик.
– Может показаться, что в наше время достаточно и Печориных, и Базаровых, а возможно ли прожить сегодня чистому, непосредственному, доверчивому человеку, такому, как герой романа «Идиот» Ф.М. Достоевского?
– Есть такие натуры, только это уже будет не князь – аристократии у нас сейчас нет. Удивительно, но во времена лихолетья только два сословия более или менее уцелели – офицерство и священство. Остальные были подвержены истреблению. Такая удивительная чистота, нравственность, восприятие жизни особенно любимы нашим народом. Если взять рассказ А.И. Солженицына «Матренин двор», там даже эпиграф такой: «Не стоит село без праведника». Не всегда о них говорят. Но этот эпиграф верен: нравственный, чистый, совершенный идеал человека, который явлен нам в Богочеловеке Иисусе Христе, будет привлекать многих людей. Мы все знакомы с такими людьми, в соответствии с таким идеалом мы стараемся воспитывать и подрастающее поколение.
– XX век очень сложен по сравнению с XIX веком. Если в XIX веке дух бунтарства мы видим только в литературе, то в XX веке он выливается в революцию, войны и безбожие. Появились ли в это время серьезные, духовные произведения, к которым мы можем сегодня обратиться?
– XX век – страшное время в истории человечества, век войн и человеконенавистничества. Мы начинаем новый век и молим Господа о том, чтобы не наступить на те же грабли. Но не иссякнет русская литература, если будет обращаться к тому источнику, из которого она вышла, я имею в виду книгу книг – Библию, Священное Писание.
XX век дал нам много великих писателей. Это были тоже русские писатели, которых волновали и вопросы веры, и нравственности, только по-разному они на них отвечали. В силу идеологии многие имена не были явлены современникам. Борис Пастернак пишет роман «Доктор Живаго». Как историк и литератор, он ставит своей задачей показать изменения, которые произошли в русском обществе, рассказать о гражданской войне, революции. Он хочет показать человека, который бы все осмыслил, а не просто шел по генеральной линии партии. Этот роман получает распространение только во время перестройки. Советская интеллигенция такого романа не знала, были лишь отдельные издания на Западе.
Я диву даюсь, что такое произведение, как «Тихий Дон» М. Шолохова, которое я считаю антисоветским, Сталин позволил напечатать, причем по собственной инициативе. Это же эпос, таких произведений у нас не так много, он стоит в одном ряду с романом «Война и мир» Л.Н. Толстого.
Или взять Андрея Платонова, который считал себя советским человеком, симпатизирующим революции, переменам. Это удивительный автор, неповторимый художник, но он оказался не нужен тому обществу и времени, в котором жил. Он автор повести «Котлован». С ней мы тоже познакомились лишь спустя пятьдесят лет после ее написания. Платонов принял все идеалы революции, но позднее пересмотрел их и дал понять, что без гуманного отношения к человеку, без Бога на котловане все и закончится: не будет ни фундамента, ни тем более дома «пролетарской премудрости».
– Когда читаешь произведения Андрея Платонова, в особенности повесть «Котлован», видишь язык юродивого. Автор юродствует с невыразимой горечью. Герой повести Вощев постоянно ищет чего-то, он ощущает пустоту. Что он и другие герои хотят найти?
– В первую очередь такие герои – правдоискатели. А Правда – одно из имен Бога. На протяжении повести мы «слышим» советское радио, из которого льются призывы к труду, солидарности и т.д. Вощев – знаковый герой, пророческий, его не удовлетворяет та картина мира, которую ему предлагают в обществе, в трудовом коллективе. У Платонова мало в этой повести имен – буквально два-три, остальные герои обезличены.
Платонов показывает страшный «обезбоженный» мир, жить в нем невыносимо, и в конце повести девочка Настя, которая олицетворяет молодую Советскую республику, в этом же котловане и погибает. Автор пишет эту повесть с большой болью, но в боли есть отзвук любви – я люблю того человека, за которого мне больно, ту страну, за которую болею душой.
Повесть написана в 1930 году, а в 1931-м взорвали Храм Христа Спасителя – вот вам котлован. На месте храма-памятника, воздвигнутого в честь освобождения Русской земли от нашествия Наполеона, решили воздвигнуть пролетарский дом. Тот светлый и замечательный дом, который строили в повести. Архитектор сошел с ума, так и не довел свое инженерное решение до конца. Во время Великой Отечественной войны арматуру из этого котлована взяли для обороны страны.
Потом никому дела не было до этого котлована, а в 1960 году там сделали бассейн «Москва», в котором можно было купаться зимой и летом. Так продолжалось до 90-х годов, когда наш народ проснулся от безбожной спячки и понял, где он плавает: разве можно окунать свои телеса туда, где приносилась Бескровная Жертва? И мы знаем, что храм, который строился при трех императорах, то есть достаточно долгое время и с большими затратами, восстановлен за очень короткий срок. Это была настоящая народная стройка, когда каждый верующий мог поучаствовать в ней.
Это яркий пример того, что настоящая литература пророческая. Сейчас искусство – развлечение. А.С. Пушкин в «Пророке» замечательно сказал, что писательский дар от Бога, это исполнение воли Божией и волю эту надо возвещать тому народу, к которому ты послан. Пророческий дар виден у А. Платонова. Это слово обращено и к нам, людям XX века. Богомудрый псалмопевец Давид говорит: «Если не Господь построит дом, всуе будут усилия труждающихся». И наши предки говорили: «Без Бога не до порога».
– Если мы говорим о любви и боли автора, помимо А. Платонова сразу вспоминаются А. Чехов и М. Зощенко. Когда их читаешь в детстве, смеешься: авторы иронизируют, герои попадают в нелепые ситуации. Потом, вчитываясь, понимаешь, с какой болью это написано.
– Я помню со школы два портрета: вымышленное представление о М. Зощенко – смеющийся, радостный, светлый человек, а другой – глубоко поникший человек, рядом стоят лекарства (корвалол и т.д.).
Сатира – средство бичевания. К нашему удивительному классику Н.В. Гоголю после «Ревизора» и первого тома «Мертвых душ» относились как к сатирику. Он действительно высмеивал пороки общества, а смех пугает человека. Мы не хотим, чтобы над нами смеялись. И Н.В. Гоголь стал смеяться над злом, которое он видел, вплоть до бесовщины… Замысел Гоголя современники не поняли. У него очень тонкий смех – это самый смешной писатель в мировой литературе. Его юмор нужно понимать, до него необходимо дорасти. Смешнее его никто не скажет. Но он понял, что люди не видят для себя духовной пользы в том, что он пишет. Говорят, он бичевал царский режим, путы и узы. Ничего этого нет! Николай I был на премьере «Ревизора» и на выходе сказал: «Ну и пьеска: всем досталось, а мне тем более». Но никаких последствий для автора не было, потому что не это Гоголь показывал. У него есть замечание, что нет такого города, который он описал в пьесе, и персонажей таких нет – это страсти человеческие. Давайте изживать эти страсти!
Или возьмем «Мертвые души». Собакевич, Коробочка, Плюшкин – это имена, над которыми мы и сейчас можем посмеяться, но это гипертрофированные образы, и мы никогда не найдем таких помещиков в русской среде, а такую страсть со всепоглощающей энергетикой – вполне можем встретить. Гоголь об этом писал, он жаждал духовного преображения.
Когда Гоголь понял, что современники его не приняли, то напрямую стал обращаться к святым отцам – он пишет «Избранные места из переписки с друзьями». И стало бытовать мнение, что Николай Васильевич потерял рассудок. По мнению окружающих, он должен был бичевать, высмеивать пороки, а он вдруг на проповедь вышел. Но с ним все было в порядке, просто в сорок с небольшим лет он открыл удивительный кладезь – святоотеческую мудрость. Поехал в Оптину пустынь – достать такую литературу было не так просто, надо было съездить в тот центр, где печатались святые отцы. Мы видим, что настоящая, хорошая сатира всегда с болью, любовью: это не просто посмеяться, а посмеяться с пользой и для себя, и для своих соотечественников.
– Когда мы говорим о русской литературе, перед нами встают имена А.С. Пушкина, Н.В. Гоголя, А.П. Чехова, А.И. Солженицына. Сегодня печатается очень много книг – тяжело уследить за новинками. Это огромный поток литературы. Есть ли в России в настоящее время новые удивительные имена и произведения?
– Среди того, что выходит, литературой можно назвать не все. Сегодня много книжного «фастфуда», чтива, настоящего чтения мало осталось. К сожалению, сегодня каждый третий, имеющий возможность рекламировать свое произведение, может назвать себя писателем. Заходя в магазин, мы не увидим классиков на первых полках. Там будет все что угодно, но не великая русская литература, которая стоит на задворках.
Мы не можем говорить, что все плохо. Замечательная Патриаршая премия имени Кирилла и Мефодия, которая вручается не один год, поставила себе целью найти такого литератора и автора, наградить его и показать высокий пример нашим соотечественникам, что такое настоящая русская литература, которая продолжает традиции наряду с литературой XIX века. Посмотрите список лауреатов этой премии.
Для меня она открыла замечательного автора, протоиерея Андрея Ткачева. Его рассказы показывают свежий взгляд на Церковь, воцерковление, общество. Он позволил переосмыслить многие вещи. Олеся Николаева тоже уже известный литератор, матушка. Недавно, к празднованию дня православной книги, к нам в Выборг приезжал главный редактор газеты «Православный Санкт-Петербург». Оказалось, что Александр Григорьевич Раков еще и замечательный писатель: очень много боли за русского человека, русскую землю, за православие я у него увидел. Ему была вручена премия имени М. Шолохова писателем-фронтовиком – Юрием Бондаревым. Получить премию из рук такого человека – большое дело. А.Г. Раков – сын Победы, из поколения, которое родилось сразу после Победы. Он помнит это замечательный подвиг. Каждое свое даже самое маленькое произведение – былинки – он сопровождает стихотворением, хотя и не своим. Наша страна очень поэтична: есть люди, которые не считают себя поэтами, но пишут замечательные стихотворения.
Современному «клиповому» сознанию, которое насаждается сейчас через СМИ, могут быть противопоставлены такие былинки, которые несут целостность восприятия образа. Думаю, вы согласитесь, что могучим ветром в современную литературу ворвался сборник рассказов епископа Тихона (Шевкунова) «Несвятые святые». Это платиновый тираж – такого в нашей литературе не было очень давно. Призываю всех посмотреть списки лауреатов Патриаршей премии.
– Сейчас мы празднуем Пасху. Есть ли произведения, в которых пасхальная тема звучит явно или не очень явно?
– Да, есть даже особый жанр – пасхальный, святочный рассказ. Например, «Святая ночь» А. Платонова, где повествуется о двух путешествующих монахах. Один из них преставляется на Пасху. Или «Студент» А. Чехова: герой рассказа едет домой и у костра объясняет двум крестьянкам отречение Петра. Это короткие, но очень глубокие произведения. Много детских рассказов.
Разговор мы начали об отличиях нашей литературы от западной. Я не большой знаток западной литературы, но то, что мне знакомо, более рационально по своей сути – у нас больше духовного, нравственного. Это и пленяет. Не только меня. Накануне нашей встречи я посетил некрополь и могилу Ф.М. Достоевского – вокруг нерусская речь, очень много иностранцев. Все хотят прикоснуться к праху великого писателя. Выше Ф.М. Достоевского в мире нет автора. Многие считают его своим предтечей, но не все понимают, что источник, из которого он черпал, отличается от западного: у Федора Михайловича Евангелие в святоотеческом переложении. Там же все больше протестантизма.
Наша литература будет жить в веках, несмотря на политические потрясения и исторические коллизии, она касается преображения души, пасхального воскресения человека. Это актуально будет во все времена.
– Вы священник – служите людям и Господу. Какая литература повлияла на выбор жизненного пути?
– Конкретного автора очень сложно назвать. Без Ф.М. Достоевского я себя представить не могу, хотя часто встречался с таким мнением: Достоевского люблю, а православие не понимаю. Значит, и Достоевского не понимаете. Из православия он черпал вдохновение. Люблю XIX век. Особенно меня привлекло вот что. В детстве я понял, что Н.В. Гоголь не просто замечательные произведения пишет, например, у него есть о Божественной литургии. Оказывается, наши великие святители пишут замечательным литературным языком. Возьмите творения Игнатия Брянчанинова – такой великолепный язык, на котором сейчас, к сожалению, мы уже не разговариваем. Есть святитель Феофан Затворник, святитель Тихон Задонский, которого называли русским Златоустом. Его язык сложноват – это язык XVIII века, но можно взять перевод, адаптированный текст, «вкусность» речи святителя там сохранена.
Мне нравится, как писал о богослужении митрополит Вениамин Федченков, крестьянин, достигший удивительной высоты в церковной иерархии, он пишет на замечательном русском языке. Мы отмечаем замечательный праздник – день православной книги, который посвящен выходу в свет первой печатной книги «Апостол». Иван Федоров именно эту книгу издает первой. Мы празднуем день великой русской литературы. Можно вспомнить переписку А.С. Пушкина и святителя Филарета. Никто не осмелился ответить поэту на его вопрос:
Дар напрасный, дар случайный,
Жизнь, зачем ты мне дана?
За Церковь отвечает святитель Филарет тем же самым размером и слогом так, что тоска Пушкина изгоняется тем светом, который заложил в свои строки наш удивительный иерарх.
Наше сегодняшнее время – время уникальное, как говорит Патриарх, «мы должны выделять сигналы из шума». Шума много, сигналов мало, но открыть этот чистый, незамутненный источник мы можем.
– Что бы Вы пожелали нашим телезрителям?
– В эти дни я хочу пожелать всем пасхальной радости, которая наполняет нашу душу. Я, как и любой человек, сталкивался с многочисленными препятствиями на своем пути. Очень часто мы стоим спиной к Богу. Бог к нам, а мы от Него. Хотелось бы, чтобы этот поворот ко Господу был радостным и светлым для нас, чтобы пасхальная радость, наполнявшая наших святых, как, например, батюшку Серафима Саровского, который без улыбки посмотреть на человека не мог, была в нас. «Радость моя, Христос Воскрес», – говорил он и вору, и блуднику, и лютому человеку. В скорбях, болезнях, жизненных неурядицах мы иногда об этом забываем. Хочется, чтобы эта радость, которая воссияла нам около двух тысяч лет назад из гроба Христа Жизнодавца, больше присутствовала в нашей жизни. Да поможет нам Господь!
Беседы с батюшкой. Н.В.Гоголь и православие
