Рассказы Монаха Варнавы Санина

Рассказы о. Варнавы. Книга 4-я. Страница 10-я

Мир Вам, дорогие посетители православного сайта “Семья и Вера”!

Перед Вами 10-я страница четвертой книги интересных рассказов известного российского писателя и поэта монаха Варнавы (Санина).

Маленькие рассказы, Монах Варнава Санин

КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ. Страница 10-я

Заглавие

ПРИЗНАНИЕ
(Констанций II)

 

Прошло 30 лет с того дня, как 11 мая 330 года христианские епископы и языческие жрецы освятили новый город.

Император торжественно нарек его Новым Римом.

В неслыханно большом количестве были выпущены памятные — а главное, для информации населения всего мира — монеты.

На одной стороне — очень похожая на самого Константина покровительница Рима — Рома, в боевом (опять, как у императора!») шлеме.

С надписью «Город Рим».

И на другой — основной символ Рима: волчица, вскармливающая основателей «Вечного города» Ромула и Рэма.

Однако это название не прижилось.

И в просторечии новую столицу Римской Империи сразу стали называть градом Константина или — Константинополем.

Несмотря на то, что в кратчайшие сроки — всего за шесть лет — крошечный Византий увеличился более чем в десять раз и превратился в огромный город с внушительным форумом с триумфальной колонной и статуей Константина, большим ипподромом, гигантским дворцом, а также величественной церковью святых Апостолов, в которой было предусмотрено место для погребения самого императора, недобрые языки — особенно из старой римской знати и языческих кругов — поговаривали, что все-таки далеко этому Второму Риму до Первого и тем более, до высокого звания столицы!

С малых лет это слышал и невольно отложил в своей цепкой детской памяти средний сын Константина — Констанций II, который в 350 году впервые в жизни решил посетить Рим.

Он ехал в первую столицу Римской империи в предвкушении своего триумфа.

Впрочем, по весьма сомнительным поводам…

Ведь самолично — по признанию последнего из великих историков античного мира Аммиана Марцеллина — Констанций II не победил на войне никакого народа, не получил также вести о поражении противника благодаря доблести своих полководцев, не прибавил новых земель в римской державе; никто никогда не видел его на поле боя первым или в первых рядах. Да и войны-то были в основном — гражданские. Поэтому правильнее было бы назвать намеченное торжество — триумфом над римской кровью.

Судьба вообще была очень щедрой к этому императору, не имевшему ни одного из великих достоинств своего отца Константина и деда Констанция I Хлора.

Вот только случайно все это было, или итогом коварной закономерности, теперь можно лишь только догадываться.

Сами же факты говорят о следующем.

Константин, умерший семь лет спустя после основания Константинополя, на словах завещал империю пятерым наследникам.

Правда, он собирался во избежание распрей официально оставить ее старшему сыну Константину II.

Но, по — до сих пор — не выясненным причинам почему-то не оформил это документально.

И в итоге — о, удача! — вместе с двумя своими братьями Константином II и Константом Констанций (умертвивший почти всех остальных родственников — возможных претендентов на власть), разделив Римский мир на три части, до поры до времени довольствовался Фракией и Востоком..

Затем он терпеливо выждал, пока младший брат погубит старшего.

А потом сам Констант падет в результате заговора.

И он, Констанций, принял всю необъятную империю, словно упавшее прямо в его руки с дерева — спелое яблоко.

Для христиан, которые были верны Никейскому Символу Веры, то есть правильно исповедовали Христа, это было жестоким ударом.

С пытками.

Казнями.

И великими мучениями за правоту веры.

Все дело в том, что Констанций твердо и неумолимо поддерживал арианскую ересь, низвергнутую Собором Святых Отцов в Никее в 325 году.

Непонятной и странной была эта поддержка.

Ведь в детстве Констанций сам был верным приверженцем принятого в Никее Символа Веры.

И очень почитал великого подвижника — преподобного Антония Великого.

Однажды Константин с сыновьями даже просили святого пустынника прийти к ним из далекого Египта для назидательной беседы.

Но тот, из величайшего смирения, спросил своих учеников:

«Идти или нет мне к царям?»

Те ответили:

«Если пойдешь, будешь Антонием, если же не пойдешь, будешь аввой Антонием[1]».

И тогда старец послал в Константинополь письмо. В нем он похвалил Константина с сыновьями за правильное исповедание веры Христовой. И внушал им, чтобы не гордились властью в этой жизни, но, чтобы сидя на царских престолах, не забывали, что они — люди, и больше всего чтобы помнили о будущем Страшном Суде, на котором они должны будут дать ответ в том, как они пользовались этой властью. Еще преподобный убеждал их быть милостивыми к людям, соблюдать правосудие и быть отцами для нищих и несчастных сирот…

Так что же тогда вдруг так изменило Констанция?

В народе ходил слух, что все это далеко неспроста.

Что было завещание Константина Великого, по которому власть должна была перейти к его старшему сыну.

Но арианский епископ отдал его Констанцию II в обмен на то, что тот всегда и во всем будет поддерживать ариан…

Так это было, нет.

Кто теперь скажет?

Но сам факт, что до конца своих дней Констанций упорно поддерживал ариан — остается навсегда запечатленным в истории фактом…

… Вступив в Рим, Констанций был поражен его могуществом и величием.

Обилием старой знати.

Как тут было не вспомнить слышанное в детстве, что далеко еще Константинополю до Рима и, тем более, до звания столицы!

Во время триумфа он восседал на золотой колеснице, отделанной драгоценными камнями, игравшими на солнце переливающимися бликами.

По обеим сторонам в два ряда шли воины в блестящих, искрящихся панцирях, с щитами, в шлемах, на которых переливчатым светом играли султаны. Повсюду были видны закованные в доспехи всадники, казавшиеся не людьми, а статуями.

Громко трубили в рога.

Восклицали имя триумфатора.

Но Констанций оставался невозмутимым и величавым.

Будучи очень малого роста, он тем не менее наклонился при въезде в высокие ворота, и все время устремлял свой взор вперед, стоя сам, словно живая скульптура.

Впрочем, совсем не напоминавшая величественную статую его отца!

Ту, что осталась в Константинополе…

После этого Констанций восторгался городом.

Обилием великолепных зданий.

Памятников старины, которые чудом, в основном, потому что изображали языческих богов, не были перевезены во Второй Рим.

И даже начал подумывать — а не ошибся ли отец, перенеся отсюда столицу?

Но тут один за другим стали поступать тревожные известия.

Границу перешли варвары:

Сведы…

Квады…

Сарматы…

Положение для всей Империи стало угрожающим.

И Констанций, не мешкая ни дня, немедленно отправился обратно.

В Константинополь.

Из которого быстрее и проще было решать любой военный вопрос.

Только по дороге ему стало ясно, что решение отца расположить новую столицу в таком стратегически важном месте было поистине гениальным.

Времена-то ведь давно изменились.

Границы Империи ушли далеко от Первого Рима.

И пока доберешься до них из него…

А что касается небывалого размаха и великолепия Рима, по сравнению с Константинополем…

То, если по справедливости разобраться, Первому Риму уже больше тысячи лет, а Второму — еще только около полувека.

И если он уже сейчас такой — Констанций вдруг поймал себя на мысли, что думает о нем, как о равной даже Риму столице…

То что же будет с ним еще через пятьдесят… сто лет?
____________________________

[1] Авва — отец, начальник обители, пользующийся сыновним благоговейным почтением братии. Ответ учеников выражал желание, чтобы Антоний не уходил, но оставался по-прежнему их глубоко почитаемым духовным отцом и руководителем.

Заглавие

 

 

ВЕЛИКОЕ РАЗДЕЛЕНИЕ
(Феодосий Великий)

            Базилевс умирал.

Близкие к смертному одру подданные со скорбными лицами, видя полную беспомощность лучших врачей, только и разводили руками:

— Пятидесяти лет еще нет. Ему бы жить да жить. А он…

А он — император Флавий Феодосий I, успев и за это время сделать столько, что другому не хватило бы и трех жизней, медленно угасал.

Еще при жизни (а главное, и после своей смерти, в отличие от великого множества императоров, кого так именовала льстиво, а главное — незаслуженно — свита) он был назван великим.

Было в истории позднего Рима еще одно исключение — Константин Великий.

Но это — совсем особый случай.

И речь уже не о нем…

Сын полководца, сам офицер, Феодосий так отличился в ряде сражений против императора-арианина Валента, что после победы над ним был провозглашен православным императором Грацианом — августом.

Получив при этом власть над Востоком.

Император Цезарь Флавий Грациан Август — короткая, но преисполненная удивительно горячей веры жизнь этого правителя — заслуживает, чтобы его титул был упомянут полностью, ни разу не разочаровался в своем выборе.

Да и потом — ибо, к сожалению, он прожил и вовсе всего 24 года — оказалось, что он отдал эту власть в честные и надежные руки.

Будучи сам ревностным приверженцем никейской веры, Феодосий все время своего правления — и как соправитель других августов, и став, в конце концов, единовластным владыкой Римского мира — всеми силами поддерживал православие и безжалостно боролся как с язычеством, так и с инославными христианскими сектами[2].

Из чего многие авторитетнейшие ученые, в том числе известный сербский византинист русского происхождения Георгий Александрович Острогорский (1902-1976)[3], сделали убедительный вывод, что именно при нем завершилась христианизация Империи.

Феодосий с трудом выпил лекарство, которое настоятельно просил принять лекарь, и вздохнул.

Нелегким был этот путь.

Не только для всего государства.

Но и для него самого…

В Медиолане, куда он прибыл, устранив попытавшегося захватить власть мятежника Магна Максима, как раз стало известно о серьезном конфликте в одном из городов Востока между иудеями, нанесшими оскорбление инокам, и христианами, которые в отместку за это сожгли синагогу.

Первым намерением императора было отдать приказ, чтобы правитель того города немедленно построил новую синагогу. Но Медиоланский епископ Амвросий письменно попросил его отменить указ и не отдавать христиан на поругание иудеям. Феодосий оставил это письмо без внимания. И тогда будущий великий святой, срочно прибыв в Медиолан — впервые в истории! — всенародно обличил императора в церкви во время проповеди.

Обращаясь к нему от имени Бога, он сказал:

«Я вывел тебя из ничтожества и сделал царем. Я предал в твои руки врага твоего и покорил тебе все его полчища. Я даровал царский престол твоему потомству. Я сделал то, что ты без труда одержал победу, а ты даешь повод к торжеству надо Мною моим врагам!»

Тронутый до глубины души такими словами, Феодосий отменил свое решение.

А потом…

Потом произошло то, чего прежде нельзя было даже представить, учитывая, сколь недоступной и величественной была власть римских императоров, начиная еще с Диоклетиана.

Поцеловать сандалию которого даже самым приближенным к нему вельможам считалось небывалой честью!

После того, как Феодосий в сильном гневе послал в мятежный город войско и там безвинно погибло до семи тысяч его жителей, причем, в основном стариков и детей, которые не сумели спастись бегством, Амвросий и вовсе безбоязненно загородил ему вход в храм, говоря:

«Не надлежит тебе, царь, приступать к Святому Причащению вместе с верными христианами после того, как ты сделался виновником таких убийств и не принес в том покаяния. Как же ты примешь Тело Христово руками[4], обагренными неповинною кровию, или как станешь пить Кровь Господню теми устами, которыми отдал повеление о жестоком избиении людей?»

«Но ведь и Давид согрешил, — возразил император. — Он совершил убийство и прелюбодеяние, однако не был лишен милосердия Божия».

На что святитель сурово ответил:

«Если ты подражал Давиду в его грехах, то подражай ему и в покаянии!»

И пришлось тогда Феодосию принести то покаяние, которое наложил на него святитель Амвросий.

Долгое время он каялся открыто, как простолюдин, повергался ниц перед церковью и стоял вместе с прочими кающимися, проливая обильные слезы.

И лишь в праздник Рождества Христова, епископ допустил его, наконец, до святого причастия.

О, это были поистине незабываемые мгновения!

Сколько раз приступал он к великому Таинству.

Но того, что испытал тогда… такого не было с ним ни разу…

Потом, когда многие думали, что теперь император накажет дерзкого святителя, он сказал:

«Не знал я раньше различия между царем и епископом, а теперь знаю, научившись от учителя правды — Амвросия, который один заслуживает того, чтобы называться епископом!»

Был и еще один случай…

Когда восстал не какой-то там маленький город.

А сама — Антиохия!

Сопоставимая разве что с Константинополем, Римом и Александрией — древняя столица!

Разъяренная очередной, особенно тяжкой для бедного люда податью, толпа сирийцев сбросила стоявшие в городе статуи императора и членов его семьи и разбила их на куски…

Узнав об этом, Феодосий пришел в такой гнев, что Антиохия, казалось, была обречена.

Причем, не столько из-за того, что надругались над его статуями — император уже достаточно смирился к этому времени.

А из-за обиды и боли за недавно умершую, так любимую им жену.

Элию Этрусцилу…[5]

Чьи памятники несмотря на то, что она, будучи образцом христианской любви и добра, так много сделала для этого города, тоже не пощадила неблагодарная толпа.

К счастью, в Константинополь срочно прибыл, оставив утешать пришедших в ужас и отчаяние после содеянного горожан Иоанна Златоуста, антиохийский святитель Флавиан.

Как раз был Великий Пост.

Ежедневно светильник Божий — Иоанн обращался с церковного амвона к народу с сильным словом утешения и назидания. Никогда, быть может, еще Великий Пост не соблюдался антиохийцами с такой строгостью. Никогда они, вдохновленные проповедями Иоанна Златоуста, не молились так горячо.

В итоге святителю Флавиану удалось вымолить прощение провинившемуся городу.

Да, собственно, как христианин, император и сам готов был простить его…

Так он и шел сам, ведя за собой свой народ к Христу.

Теперь важно было, чтобы и после его смерти не остановилось это, начатое еще святым Константином, движение…

Хотя, после него, между его сыновьями возникли такие распри…

Одна только война между Константином II, стоившая ему жизни, и Константом, которого вскоре постигло справедливое возмездие, чего стоит!

Вспомнив об этом, Феодосий, отказавшись от еще одного глотка снадобья, слабым жестом повелел выйти вон врачу…

Придворным…

Всем, кроме сыновей.

Аркадия и Гонория.

Которые стали августами и его соправителями соответственно еще в 383 и 393 годах.

Он из последних сил, то и дело умолкая, переводя дух, долго беседовал с ними.

Объяснял…

Увещевал…

Требовал…

И отдал старшему сыну власть над Востоком.

А младшему — Запад…

Собственно, и раньше необъятной Империей часто правили императоры-соправители.

Ведь единолично управлять ею, когда то в одном, то в другом месте вспыхивали войны или мятежи, было возможно лишь единицам — императорам с необычайной волей и силой ума.

Как, например, святой Константин…

Но теперь этот решительный и законодательно закрепленный шаг фактически означал конец единой Империи.

Сделав его, император ушел, наконец, — будем уповать на то — в блаженную для него Вечность.

А вместе с ним канула в Лету и — отныне разделившаяся навсегда на Восток и Запад — Великая Римская Империя…
_________________________________

[2] При нем в 381 году в Константинополе состоялся Второй Вселенский Собор, нерушимо утвердивший Никейский Символ Веры, присовокупив к нему последние пять членов, где понятие единосущия распространено в той же силе безусловного смысла и на Духа Святаго, вопреки ереси духоборцев, воздвигнутой Македонием при императоре Констанции II.

[3] Именно ему принадлежат слова: «Римская государственность, греческая культура и христианская вера суть главные источники византийского развития. Без любого из этих трех элементов сущность Византии немыслима».

[4] В то время и миряне, когда приобщались Св.Христовых Таин, получали Тело Христово в руки.

[5] За свою благочестивую жизнь она была причислена Церковью к лику святых.

Заглавие

 

PS (или еще несколько слов об императоре Грациане)

 

По-разному оценивают этого базилевса светские и церковные историки.

И вот почему…

Еще ребенком, точнее в восемь лет, он стал соправителем своего отца Валентиниана I[6].

Современники Грациана отмечали его высокую образованность, большие способности.

Но…

Наряду с пристрастием к увеселениям в ущерб делам управления государством, а также излишне благосклонное отношение к варварам, которое раздражало солдат.

Иногда, по словам Аврелия Виктора, предпочитавший старому римскому войску небольшие отряды аланов, которых Грациан нанимал к себе на службу за огромные деньги, император даже появлялся перед народом в их варварской одежде, чем вызывал к себе ненависть воинов.

Иное дело — в вопросах веры.

Тут, несмотря на яростное противление мачехи-арианки — августы Юстины и своего младшего брата Валентиниана II, также вместе с их влиятельным окружением симпатизировавшего ереси, он был горячим и стойким борцом за православную веру.

К счастью, у него был великий наставник и учитель — святитель Амвросий Медиоланский, который сам был вынужден отстаивать свои храмы от посягательства ариан.

Плоды такого духовного окормления появились, когда Грациан окончательно возмужал и достиг своего двадцатилетия.

По тем временам — возраст уже не мальчика, но зрелого мужа!

Тем более измлада обремененного такой властью и ответственностью за судьбы государства!

3 августа 379 года Грациан издал эдикт, осуждавший все ереси, особенно арианство и донатизм.

Продолжением этого документа стал эдикт 380 года, предписывающий конфискацию мест собраний еретиков и передачу их храмов сторонникам Никейского Символа веры.

Тем исследователям, которые считают, что Грациан лишь повторял действия своего соправителя Феодосия, стоит задуматься над тем фактом, что, наоборот, Феодосий вскоре издал такие же эдикты на подчиненном ему Востоке…

А Грациан, вдохновляемый святителем Амвросием на борьбу с язычеством и ересями, шел все дальше и дальше…

В конце 382 (или начале 383) года он отказался от обязательного для императора титула верховного понтифика, иными словами — главного жреца государства.

Затем прекратил государственное финансирование церемоний, посвященных языческим божествам, содержание жрецов и весталок.

Лишил языческие храмы всех привилегий, провел секуляризацию храмовых земель.

И удалил из зала заседаний сената — алтарь Победы.

Все эти меры означали отделение римского культа от государства, хотя еще не запрещали поклонения языческим богам.

На сей раз это сделал уже Феодосий Великий, провозгласивший в 394 году христианство единственной религией Римской империи.

И вовсе не потому, что того не хотел его соправитель.

Грациан просто не успел…

В 383 году в Британии вспыхнул мятеж.

Императором был провозглашен испанец Магн Максим, который сразу же начал наступление на Галлию, где тогда находился законный август. И тут случилось непоправимое…

Галльские войска изменили Грациану, и он был убит.

Все произошло так быстро, что император Феодосий не успел прийти на помощь своему старшему соправителю…

С тех пор, учитывая, что при молодом императоре определяющую роль государством и особенно армией играли опытные полководцы, сделавшие карьеру еще во времена Валентиниана I, римские авторы IV века дружно соглашались в признании слабости Грациана, как правителя и военачальника.

Но зато христианские церковные историки V века (то есть, тут уже не сиюминутные, а испытанные временем данные!) положительно оценили его за приверженность православию.

А это, в отличие от ценного лишь для временной жизни, мирского, мнения, намного важнее!

Как для всего православного государства.

Так и для его бессмертной души!
___________________________________

[6] Поистине это было время, когда в людях уживались, казалось бы, самые несовместимые противоположности. С одной стороны Валентиниан I, в отличие от брата-соправителя, (кстати, к счастью, последнего императора-арианина) Валента, был сторонником православной веры, что, впрочем, не мешало ему терпимо относиться к язычникам. И в то же время известен факт, что, вопреки христианскому милосердию, он никого никогда не избавил от смертной казни, то есть отклонил все мольбы и ходатайства о помиловании приговоренных к ней, хотя это иногда делали даже самые свирепые языческие императоры.

Заглавие

 

 

ПОКАЯНИЕ
(Феодосий II)

 

Не просто было Восточной части Империи, претерпевавшей в начале-середине V века великие потрясения.

Еще тяжелей приходилось Западу.

Но не о нем пока речь…

Востоком правил унаследовавший власть от Аркадия — Феодосий II.

Получивший, благодаря заботам старшей его на два года сестры Пульхерии[7] блестящее образование, он был весьма благочестив. Любил распевать церковные гимны. И однажды на ипподроме устроил вместо ожидавшихся зрителями конских ристаний грандиозный молебен, причем, дирижировал им лично!

Милосердие его тоже было превыше всяких похвал.

Когда один из его вельмож спросил императора, почему тот никогда не наказывает смертью человека, его оскорбившего, Феодосий со вздохом ответил:

«О, если бы возможно было мне и умерших возвратить к жизни… Не великое и не трудное дело убить человека, но, раскаявшись, воскресить умершего не может никто, кроме Бога».

И у него были самые горькие основания говорить такие слова.

Все дело в том, что его отец, поддавшись уговорам и наговорам жены, возненавидевшей нового Константинопольского Патриарха Иоанна Златоуста, человека строгих нравов, открыто порицавшего недостойные порядки, царившие во дворце, отправил великого святого в ссылку, во время которой тот мученически скончался.

Тщетно взывал из Рима к Аркадию Гонорий, который даже угрожал брату войной, если не будет возвращен из ссылки Иоанн Златоуст.

И, в конце концов, написал:

«Я не знаю, каким искушением ты прельстился, брат, доверившись жене своей и, по ее настояниям, устроив то, чего не сделал бы ни один царь христианский. Находящиеся здесь епископы и преподобные отцы вопиют против вас с царицей за то, что вы низвергли с престола без суда и вопреки канонам великого Божия архиерея Иоанна и, истомив его жестокими муками, предали насильственной смерти».

В конце письма Гонорий призывал брата принести покаяние перед Богом и теперь хотя бы отомстить тем, кто были виновниками изгнания Иоанна Златоуста.

Получив это послание, Аркадий впал в сильную скорбь и страшную боязнь.

Он действительно разыскал в столице всех, кто восставал против Иоанна, и предал их различным казням.

Впрочем, некоторых еще до этого постигло справедливое возмездие.

Один из числа несправедливых судей, осудивших святителя на изгнание, упал с лошади и внезапно умер, переломив правую руку, которой подписывал обвинения против неповинного Иоанна.

Другой вдруг сделался немым и сухоруким, да так и скончался.

У третьего увеличился язык, изрыгавший хулы на угодника Божьего и до того распух, что он не мог говорить: к счастью, он успел исповедовать свой грех, правда, не устно, а написав его на хартии.

Не избежала гнева императора и сама жена его, царица Евдоксия: Аркадий удалил ее от себя, заключил в отдельный дворец и всем, кроме рабыни, под страхом смерти, запретил приходить к ней.

Затем он написал покаянное письмо в Рим…

Но великого святого всем этим было уже не вернуть…

Тем более что вскоре страшной смертью умерла царица.

Ненадолго пережил ее сам Аркадий.

И теперь тяжесть совершенного родителями греха против великого вселенского учителя легла на совесть Феодосия II.

Спустя тридцать с небольшим лет со времени кончины Иоанна Златоуста в Команах[8], Патриарх Прокл, бывший некогда его учеником, а затем и заместителем его престола, сказал царю:

— Возврати, царь, евангельски родившего тебя Святым Крещением и святительскими руками внесшего тебя в церковь, как некогда старец Симеон — Господа[9].

Феодосий словно сам дожидался этих слов.

Тем более что к этому его давно уже призывала Пульхерия.

Тотчас в Команы были посланы почтеннейшие мужи с серебряною ракою, чтобы перенести святые мощи Иоанна Златоуста с великим почетом.

Однако когда посланные царем люди хотели взять из гроба святые мощи, они тотчас стали тяжелее камня и всякой другой тяжести, так, что при всех усилиях, невозможно было сдвинуть их с места.

Когда об этом доложили царю, тот понял, что все это потому, что он не с молением, а с повелением приказал взять из Коман мощи святого Иоанна.

И написал к нему послание, как бы к живому, прося прощения за свое дерзновение и умоляя его, чтобы он соизволил возвратиться на свой престол и утешить свое стадо.

Как только скороходы доставили это письмо в Команы, и оно было положено на груди святого, после совершения Всенощного бдения, нетленные святые мощи стали снова естественно легкими.

И уже в Константинополе царь, сняв свою багряницу, простер ее над ними и со слезами принялся умолять вселенского учителя теперь уже и о прощении своих родителей.

Особенно — матери…

Когда перевезенная на царской колеснице рака с великой честью и славой была внесена внутрь соборной церкви святых Апостолов и поставлена на патриаршем престоле, весь народ, вместе с Феодосием, воскликнул как бы едиными устами:

«Прими престол свой, отче!»

И тогда — по неложному свидетельству многочисленных очевидцев — Патриарх Прокл, а с ним и многие достойнейшие мужи увидели, что святой Иоанн, раздвинув свои мертвые уста, как бы живой, произнес архиерейское благожелание:

«Мир всем!»

Все это было на Востоке.

А Запад…

Запад погибал под натиском вестготов в железных панцирях и сарматов в звериных шкурах.

И, в конце концов, пал в результате трех жестоких осад варварскими полчищами Алариха «Вечный город» — Первый Рим.

На современников это произвело такое жуткое впечатление, что многие усмотрели в этом предвестие конца света.

Но мир продолжал жить.

Восток, откупившийся от прозванного христианскими писателями «бичом Божьим» вождя гуннов Аттилы непомерным количеством золота и чудом избежавший дальнейшей войны с ним, строил новую великую Империю.

Повсюду возводились прекрасные православные храмы, в которых шли величественные службы Богу.

Расцветало монашество.

Появлялись все новые и новые великие подвижники.

Святитель Кирилл Александрийский…

Преподобный Евфимий Великий…

Преподобный Исидор Пелусиотский…

Преподобный Виссарион Великий, Египетский Чудотворец…

Преподобный Герасим, иже на Иордане…

Преподобный Даниил Столпник…

Преподобный Петр молчальник…

Преподобный Иаков отшельник…

Преподобный Иоанн Кущник…

Преподобная Ксения…

Преподобная Пелагея…

Преподобная Мария Египетская…

Святой Алексий, человек Божий…

Другие столпы и светочи православной веры.

Имена всех не то что в маленьком рассказе, но даже в большой повести не перечесть!

И это не считая тех, кого знает только Господь!

А римляне, процесс упадка интеллектуальной культуры и отмирания творческой мысли которых зашел столь далеко, что не было теперь среди них ни мудрых историков, ни вдохновенных поэтов, постепенно слились с варварами.

И процесс этот, как говорит об этом уже современный нам историк[10], зашел так далеко, что через полвека с небольшим после падения Рима[11] Западная Римская империя фактически прекратила свое существование.

Хотя современники почти и не заметили этого.

Так как Италия давно уже была наводнена варварами, как пришлыми, так и местными, то есть бывшими римлянами…
______________________________

[7] После кончины она была причислена Церковью к лику святых.

[8] Город в провинции Понте, на северо-востоке Малой Азии.

[9] Из этих, заимствованных из подлинных источников слов вытекает то, что святитель Иоанн Златоуст сам крестил будущего императора.

[10] Е.В.Федорова в своей известной книге «Императорский Рим в лицах».

[11] Это случилось, по наиболее вероятным источникам, 24 августа 410 года.

Окончание с узором

← Рассказы о. Варнавы. Книга 4-я. Страница 7-я

← Рассказы о. Варнавы. Книга 4-я. Страница 8-я

← Рассказы о. Варнавы. Книга 4-я. Страница 9-я

Перо, пергамент, зазлавие, окончание

<< На главную страницу                На рубрику монаха Варнавы>>