Рассказы монаха Варнавы (Санина)
САМОЕ ДОНЫШКО
Хотел Виктор Афанасьевич, человек весьма уже почтенных лет, поверить в Бога до самого, что ни на есть, донышка.
Не разума, нет.
С этим, по мере того, как он, крестившись, честно и беспристрастно, к удивлению и недовольству родных, прочитал великое множество – сначала дающих азы православной веры, и затем сложных богословских книг, у него все было в порядке.
А – сердца.
И никак у него этого не получалось.
А что удивительного?
Уж слишком крепко, сызмальства вбивалось в сознание живших в безбожное время поколений, что Бога – нет.
И после смерти тоже нет ничего.
Одна пустота.
Которой, кстати, он боялся больше всего на свете. И которая отравляла любую, без исключения – служебную, семейную или личную радость, ибо, в самый счастливый момент, зловеще напоминая о себе, говорила, что и она, как все прочее на земле – когда-нибудь для него кончится….
Чего греха таить – он не только дома, на улице, в школе и институте учился этому, но и сам потом вбивал его в головы молодым.
Когда, совершенно не вдумываясь в то, что говорит, читал, в виде партийной нагрузки, лекции комсомольцам по научному атеизму.
Но вот, наконец, пришло время, и в стране впервые за десятки лет стали открыто говорить о Боге и вере.
Виктор Афанасьевич прислушался.
Крестился.
Стал читать утренние и вечерние молитвы.
Ходить в храм.
Исповедоваться…
(Первая исповедь длилась два с половиной часа!)
Причащаться….
Страх перед смертью исчез.
Появилась радость.
Жизнь обрела совершенно новый смысл.
И все-то было бы прекрасно, так что и желать ничего большего нельзя.
Если бы не одно но…
Да, он ежедневно, как бы не торопился и не уставал, совершал утреннее и вечернее правило.
Только как?
Больше по чувству долгу, чем зову сердца.
Порой скучая, позевывая…
Регулярно ходил в храм.
Ездил в паломнические поездки.
Выстаивал даже долгие великопостные службы.
Но… ничего при этом не чувствуя, до конца не понимая, зачем все это, ловя себя на мысли, а не теряет ли он только зря время и, с трудом дожидаясь, когда они, наконец, закончатся…
Он понимал, что все это неправильно.
Что им потеряно то, чем искренне веками жили его прабабушки и прадеды: живая вера.
Да что они – вся святая Русь!
И, ища ее, то и дело взывал к Богу словами апостолов:
«Господи, умножь во мне веру!»
А еще молился апостолу Фоме, чтобы тот, на собственном опыте знавший, что такое обрести истинную веру после сомнения, помог ему.
И, наконец… вымолил!
Только какой ценой…
Однажды с ним случилась беда.
Точнее, как, плача, говорили его родные, несчастный случай.
Закончившийся клинической смертью.
А он, первым делом, выписавшись из больницы поправил в первом же разговоре родных, сказав, что это тот случай оказался для него на деле самым счастливым!
И что с ним случилось…
Впрочем, тут он умолк, словно удерживаемый кем-то.
До поры, до времени.
И только, сияя глазами и блаженно улыбаясь, повторял:
«Он есть! Есть! Есть! Есть!»
«Да кто Он?!» – недоумевали родные.
И слышали в ответ торжествующее:
«Бог!»
А потом Виктор Афанасьевич с несокрушимой убежденностью добавлял:
«И рай! И… ад…»
И спорить в этом с ним было бесполезно.
Причем, что самое главное, в первую очередь – ему самому…
***
О, Господи, с мольбою
Смотрю вокруг себя:
Как хорошо с Тобою,
Как пусто без Тебя!
Где б ни был я, повсюду
Ты около меня,
И жизнь подобна чуду,
И ночь светлее дня.
Но лишь затянет очи,
Как тучами, грехом —
И день темнее ночи,
И жизнь — как грязный ком…
И я тогда с мольбою
Смотрю вокруг, скорбя:
Как хорошо с Тобою,
Как пусто без Тебя!
ШКОЛА ДОБРОДЕТЕЛЕЙ. Рассказы. Книга II. Страница 5-я