О КУЛЬТУРЕ. Телепередача “Слово пастыря”
Здравствуйте, дорогие посетители православного островка “Семья и Вера”!
17 января вышла в эфир программа “Слово пастыря”, ведет которую сам Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл. Отвечая на вопросы телезрителей, Святейший владыка затронул тему искусства.
Доброе утро, дорогие телезрители!
Всех вас хотел бы сердечно поздравить с праздником Рождества Христова и пожелать помощи Божией в жизни, мира душевного, счастья, благополучия Отечеству нашему и всему русскому миру, процветания и покоя всем братским славянским странам, вышедшим из единой киевской купели крещения. Пусть приклонит к нам Господь Свою милость, умиротворит народ наш и дарует всем процветание. Конечно, у каждого есть свои проблемы, трудности, свои надежды. Да благословит всех нас Господь шествовать достойно по жизненному пути.
А теперь я хотел бы перейти к вашим вопросам. Один из этих вопросов заставил меня принести с собой вот эту толстую книгу. Звучит он так: «Объясните, пожалуйста — если само понятие “искусство” произошло от слова “искус”, то есть “искушение, наваждение”, то получается, что не может быть и такого понятия как “религиозное искусство” и тем более “православное искусство”, и мы сами себя обманываем, получается». Из письма Галины Валентиновны Семенчук, город Курск.
Чтобы ответить на Ваш вопрос, я взял с собой замечательную книгу. Это «Полный церковнославянский словарь», составленный протоиереем Дьяченко, изданный еще в конце XIX века, а затем переизданный в 1990-е годы. Этой книгой пользуются как специалисты, так и многие верующие люди, которым не все понятно в славянском языке. Открыл я эту книгу на слове «искус». Читаем: «Искус, по-гречески πεῖρα — искушение, испытание». В этом отношении Вы правы, общий корень со словом «искушение». Переходим к слову «искушение» — «опыт, покушение, попытка». И здесь же слово «искусство», которое, действительно, имеет тот же корень, а смысл несколько иной. «Искусство — опытность, верность, умение». О наваждении речи нет. Наваждение — это прямое дьявольское действие, и если бы речь шла о нем, любое искусство действительно было бы проявлением некоей дьявольской силы, чего совершенно невозможно сказать об искусстве. Подлинное искусство, несомненно, вдохновляется силой Божией. А вот человеческая интерпретация, внешние формы искусства могут быть разными. И, конечно, огромное влияние оказывает исторический, как мы говорим, контекст, условия жизни.
Развивая поднятую Вами тему, я хотел бы прочитать еще один вопрос: «Скажите, пожалуйста, Ваше Святейшество, почему так антагонистичны Россия и Запад? Откуда такая вражда? Не секрет, что в последнее время антизападные, особенно антиамериканские настроения у нас усилились. Можно считать, что это, конечно, ответ на западное давление и ущемление России. Но при этом замечаешь у людей, особенно малообразованных, такое пренебрежение к западной культуре, даже в лучших ее образцах! А ведь все-таки русская культура — неотъемлемая часть мировой, европейской культуры. Примеров тут тысячи. Наверное, Церковь не должна отмахиваться от этой проблемы». Из письма Анны Георгиевны Коростылевой, город Москва.
Церковь от таких тем, конечно, не отмахивается, хотя тема искусства не является центральной для церковной проповеди. Но когда к Церкви обращают подобные вопросы, то ее представители должны правильно на эти вопросы отвечать. Я постараюсь ответить на ваш вопрос в меру своих сил.
Исхожу из того, что только что было сказано. Искусство есть, несомненно, проявление человеческого духа, а дух связан с Богом. И если в человеческом духе отображается Божественный Дух, то тогда производимое человеком искусство — еще раз хочу сказать, источником которого является внутренняя духовная жизнь человека — приближает человека к Богу. Причем вне зависимости от того, является ли это искусство религиозным или нерелигиозным. Здания, которые строятся, не обязательно церкви, могут порождать у человека такой образ мыслей, который заставит его задуматься о Боге. Или, наоборот, о всемогуществе человека, в мире и мировоззрении которого нет места Богу.
Искусство — производное человеческого духа, а человеческий дух формируется в том числе и внешними обстоятельствами. Человеческая культура, знания — все это оказывает влияние на состояние души и на состояние нашего духа. И если говорить о внешних условиях, то они были несколько разными на востоке и на западе. Поэтому, может быть, и развитие искусства шло разными путями. Если взять I тысячелетие, то оно было связано с упадком Римской империи, с упадком западного искусства. А развитие ромейского искусства на востоке, в более безопасном месте, привело к огромному новому расцвету, к некоему возрождению искусства.
Но в то время Византия уже была христианской, православной. И мы знаем так называемое Палеологовское возрождение. Это XIII-XIV век, расцвет византийского искусства, который питался, с одной стороны, античными формами и античными источниками, перенесенными из Рима на восточную почву, но также, несомненно, питался и религиозным духом. Вот почему Палеологовское возрождение было религиозным возрождением, искусством, оплодотворенным религиозным духом и религиозной мыслью.
А на Западе в I тысячелетии, как мы знаем, начиная с IV, особенно в V веке, римское искусство подверглось огромному разрушению. И вначале готы, потом гунны, прочие варвары, которые стали оккупировать Рим и западный мир, не очень щадили искусство. И поэтому, конечно, к концу I тысячелетия культурный центр был перенесен на восток, в Византию, а на западе был некий коллапс, упадок.
Но, тем не менее, религиозная жизнь на западе была тоже очень интенсивной, и религиозная идея была доминирующей. И мы знаем, что уже к концу I тысячелетия на западе появляются прекрасные христианские храмы, которые воплощали в себе в том числе и античные формы, появился так называемый романский, римский стиль в архитектуре. Что это было? Это было возвращение к римским истокам, забытым и разрушенным варварами. Это тоже было некое религиозное возрождение.
Потом оно перешло в готический стиль, в готические формы. Самая главная идея, которая была заложена в этом стиле, это движение человека к небу, сквозь тучи к звездам — вот что означали эти остроконечные готические шпили — как можно выше к Богу. И для того, чтобы достичь соединения с Богом, нужны огромные усилия. Именно поэтому фантастические усилия употреблялись для строительства огромных, колоссальных готических соборов. Ничего подобного на востоке нет. То есть человек все должен отдать для того, чтобы достичь Бога — вот главная философия той эпохи.
А в тот момент, когда на востоке господствовал Палеологовский ренессанс, на западе зарождалось иное возрождение — западный Ренессанс. Казалось бы, ведь уже было некое возрождение античности в контексте церковной христианской жизни в виде возрождения этого романского стиля. Нет, людям захотелось возродить языческую культуру. XV-XVI век — возрождение языческой римской культуры. Бог бы с ними, с этими языческими внешними формами, ничего плохого в них нет, в конце концов. Это можно было бы назвать неким культурным экспериментом. Но вместе с этими формами пришла идея антропоцентризма: в центре картины мира не Бог, не готический шпиль, вознесшийся к небесам, а человек. Исчезает икона, появляются реалистические изображения, Мадонну пишут с женщин. Человек занимает центральное место в искусстве Возрождения. А потом эта тенденция усиливается.
В каком-то смысле полный разрыв религиозной идеи с искусством происходил в XIX веке. Может быть, даже нельзя говорить о полном разрыве, потому что полного никогда не было. Но доминирование нерелигиозного начала в музыке, в архитектуре, в живописи в это время совершенно очевидно.
Теперь такой важный вопрос: а мы, Россия, разве развивались только в рамках византийской культуры? Совсем нет. Возьмите Петербург. Храмы, построенные в стиле барокко — западный стиль XVII-XVIII века. Храмы, построенные в стиле нового классицизма, совершенно нерелигиозного стиля, который был вдохновлен, в том числе, имперской идеей Наполеона. Кто-то скажет, что ничего общего не имеют безбожная имперская идея Наполеона, стиль ампир и православные храмы в Петербурге. Но мы же молимся в этих храмах, и нам это не мешает. И православные храмы Петербурга, построенные в стиле барокко, нового классицизма и даже ампира, не мешают молиться. Ни один петербуржец вам не скажет, что посещение Никольского Морского собора его шокирует — он молится там так же, как в Троице-Сергиевой лавре.
Вот мы и пришли к самому главному. И на востоке, и на западе самое главное, что есть в человеческой жизни, это состояние духа человека. Если дух выражается в формах искусства, то эти формы обогащают человека, возвышают его, приводят к Богу. Если дух человека угасает, то он порождает такие формы искусства, которые к Богу привести не могут. И то западное искусство, о котором мы говорили, по крайней мере не мешает людям приходить к Богу. И в этом смысле не может быть никакого отрицания этого западного искусства.
Но должно быть отрицание искусства или того, что называется искусством — как на востоке, так и на западе, как на севере, так и на юге, — когда то, что называется искусством, разрушает человеческий дух и уводит человека в темную бездну. Это уже не искусство, это не культура, это, действительно, дьявольское искушение, которому здоровое человеческое общество должно противостоять. И тогда восток и запад, расходясь, может быть, в сфере политики, экономики или в каких-то других человеческих вопросах, будут чувствовать свою общность по крайней мере в том, что называется искусством, облагораживающим и возвышающим человеческую душу. Дай Бог, чтобы было так. Но чтобы было так, всем нам нужно очень много потрудиться.
На этом я заканчиваю нашу передачу. Божие благословение пусть пребывает со всеми вами.
Послание Патриарха Кирилла ко Дню народного единства
На рубрику Патриарха Кирилла >>
