Рассказы о. Варнавы. Книга 4-я. Страница 8-я
Мир Вам, дорогие посетители православного сайта “Семья и Вера”!
Перед Вами 8-я страница четвертой книги интересных рассказов известного российского писателя и поэта монаха Варнавы (Санина).
КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ. Страница 8-я
СВЯТОЙ ИСТОЧНИК
Пришла Валентина на святой источник.
Воды набрать.
Сама немощна.
Дочь больна.
Да и с мужем проблемы…
Особенно когда речь зайдет о духовном — в храм ей на всю службу с дочерью сходить или вслух прочитать акафист.
Долгий у него путь к вере.
Трудный.
Но, слава Богу, если оглянуться на два-три года назад, то как говорится — уже небо и земля!
Вот и приносила она эту воду.
Чтобы пили ее с молитвой — а муж пока и без молитвы — все.
Помазывались ею.
Да кропили стены, прогоняя из квартиры злых духов.
Валентина не раз сама слышала, как священник перед тем как трижды окунать в источник крест, читал молитвы, в которых молил Бога послать Свою благодать на эту воду, чтобы она исцеляла больных, давала силы немощным, укрепляла в вере, отгоняла бесов…
И на этот раз пришла она сюда с тремя пустыми большими бутылями…
Но что это?
На мелководье святого источника собака плещется.
А там, где чуть глубже, ее хозяева — молодые супруги, помогая друг другу, ковровые дорожки выполаскивают.
Не выдержала Валентина.
И, со смирением, как можно спокойнее, хотя все так и клокотало в груди, сказала:
— Простите! Но ведь это — святое место! Вы бы чуть ниже по течению и собачку свою выкупали, и коврами занимались!
Оторвались от работы молодые супруги.
И с такой злобой посмотрели на нее, только что любовавшиеся друг другом люди — будто врага перед собой увидели! — что даже холодок по сердцу пошел.
Но до крика они не опустились.
Очевидно, интеллигентность, которую они себе приписывали, не позволила.
Только и молча все это перенести не смогли.
— Вы в храме у себя командуйте! — словно границу проводя между собой и православными людьми, хмуро посоветовал мужчина.
А женщина язвительно добавила:
— Может, мы сами так освятиться хотим! Вместе с нашей собачкой и этими ковриками! Разве это плохо? Будем потом по ним ходить! Вы-то освящаетесь, а мы чем хуже?
Ничего не ответила ей Валентина.
Хотя и было что сказать.
Сдержала себя.
Поняла, что это сейчас бесполезно.
Только изо всех сил помолилась Господу.
Чтобы Он Сам помог им.
Просветил разум.
И они, действительно, освятились в этой воде.
И спустя какое-то время — тоже стали с благоговением приходить сюда за ней.
Чтобы дома пить с молитвой.
Помазываться ею во время болезней.
И кропить жилище, отгоняя от него тех самых бесов, которые помрачали сейчас их затемненный разум…
Заставляли осквернять святое место…
И с такой враждебностью смотреть на православного человека!
***
Ах, как жили наши предки:
В сердце — Бог, в глазах — любовь.
Мы же (исключенья редки) —
Засыхающие ветки,
Остывающая кровь.
От духовного наследства
Отказались, но за нас,
Позабывших Бога с детства,
Зная нынешние бедства,
Предки молятся сейчас.
А коль так, то жить надежде,
В то, что Русь воспрянет вновь,
И в своей святой одежде
Будем жить мы так, как прежде:
В сердце — Бог, в глазах — любовь.
РОЖДЕНИЕ МОЛИТВЫ
На дорогу от монастыря до Москвы — около двух часов.
Не считая ожидания транспорта.
20 минут на автобусе до вокзала.
И — почти полтора часа электричкой.
Потом еще немного на метро до монастырского подворья, где нужно получить для игумена важный пакет, и — сразу обратно.
То есть, на все про все — каких-то полдня.
Всего-то ничего!
Но для монаха Игнатия, который за три года пребывания в монастыре ни разу не выходил за ворота обители, с вечера, когда он получил такое задание от игумена, эта дорога казалась страшнее и дольше, чем до Луны…
Причем, с топливом только в одну сторону!
«И зачем только отец игумен отправил его в эту поездку?» — терзался он молчаливым вопросом.
Когда были другие, которые с радостью отправились бы в Москву.
А ему так не хотелось этого…
Но, как говорится — послушание выше поста и молитвы!
А значит, спасительно для души.
Для чего, собственно говоря, он и пришел в эту обитель.
Пройдя в ней одну за другой все необходимые ступени — трудника, послушника, инока — он стал, наконец, монахом.
Умер, как сказал постригавший его архимандрит, для мира, чтобы если сподобится, то есть достойно пройдет нелегкий монашеский путь, воскреснуть для Вечности.
Ему дали другое имя.
Оставив, по лишь изредка нарушаемой традиции, от прежнего (Иван) — только первую букву.
День за днем он неопустительно ходил на полунощницу, церковные службы, братские молебны.
На сердце после мирской суеты и гонки, как белка по кругу, постепенно воцарились мир и тишина.
Нарушаемые, конечно, иногда искушениями и мысленной духовной бранью — как без этого в любом монастыре?
Но быстро угашаемые взаимным примирением — если была с кем-нибудь мимолетная вражда — смирением и молитвой.
Молился он постоянно.
В основном, с покаянием, о спасении своей души.
С христианской (которая выше любой кровно-родственной) любовью о здравии сестры с братом, их детей. Своих крестников и всех тех, кто просил помолиться.
И — особенно горячо, порою до слез — о душах своих усопших родителей и сродников до четвертого колена, имена которых, к счастью, ему были известны.
Вместе со всеми, и то в основном во время службы, когда и как это положено, то есть осеняя себя крестным знамением и вторя возглашавшему прошение священнику, молился он и обо всех и за вся.
Однажды прося у него молитв за погибающего от пьянства сына, усталая, с грустными глазами паломница с уважением сказала, что ведь они, монахи, молятся за весь мир!
И отец игумен не раз говорил об этом.
Но он не совсем понимал это.
Зачем, недоумевал он, столь горячо молиться о живых — когда у них самих сейчас есть все возможности для спасения?
Ну совсем как две тысячи лет назад, когда изнывающее от безысходной духовной тоски человечество дождалось, наконец, своего Спасителя.
И даже более того.
Если тогда что-то было еще не явлено миру, не до конца понятно и прикровенно, то теперь из Священного Писания и Священного Предания — ясно все.
Храмы открыты.
Духовной литературы, из которой можно получить ответы на все возникающие недоумения и вопросы, более чем достаточно…
За веру давно никто не преследует.
То ли дело те, кого уже нет и кто уже никогда и ничем не сможет помочь себе…
Разумеется, в тот момент, когда монах Игнатий выходил из ворот монастыря, ни о чем об этом он не думал.
Это жило в нем как бы само собой.
А сейчас даже утешало мыслью, что мир не настолько глуп, чтобы не воспользоваться такой счастливой возможностью для утоления духовной жажды.
Он шел к автобусной остановке в полной уверенности, что не все — так сразу и не может быть! — но большинство людей уже крестились, ведут православный образ жизни, в чем собственно и заключается наше мирное исповедание православной веры. Соблюдают посты и постные дни — среду и пятницу. Регулярно ходят в храм. Ибо тот, кто три воскресенья подряд пропускает воскресную службу — страшно даже помыслить! — согласно Апостольским правилам, до покаяния отлучается от Церкви.
В итоге, особенно во время святых таинств Господь Своей благодатью — ведь без нее это просто немыслимо и невозможно! — очищает сердца.
Изменяет на добрые и мирные самые злые и, казалось бы, неисправимые нравы.
И ведет…
Ведет людей ко спасению!
Монах Игнатий просто шел, молча молясь.
И вдруг, дойдя до остановки, увидел… лежавшего у дороги человека.
Остальные люди шли мимо, словно не замечая его.
Недоумевая этому, монах бросился к мужчине.
И, наклоняясь, чтобы спросить, что с ним, почувствовал резкий запах спиртного.
Он был просто мертвецки пьян.
Подбежавшая с остановки женщина со словами: «Негоже вам, батюшка, со всем этим связываться! Я сейчас позвоню его жене и обязательно дождусь ее! А вы идите. Вон уже и автобус пришел…» — прислонила мужчину к дереву.
Благодарно кивнув и мысленно помолившись о ней, монах поднялся в действительно уже подъезжавший — следующего пришлось бы ждать целый час — автобус.
Здесь ему настойчиво уступили место.
Он сел.
Стараясь не раскрывать своих молитвенных подвигов, спрятал под широким рукавом рясы четки.
Раскрыл псалтирь.
Начал читать.
Но…
Краем глаза на мгновение вдруг выхватил то, что словно само собой разумеющееся листал сосед.
А это был красочно иллюстрированный, с самыми непристойными фотографиями журнал.
Прикрыл глаза.
Но тут же невольно услышал то, что и о чем говорили вокруг люди.
Съежился, как от удара, от нецензурных слов.
Потом огляделся…
Время было летнее, жаркое.
В отличие от него, ехавшего в душной, но спасительной черной одежде, пассажиры были в самом легком.
И за редким исключением — хотя автобус был переполнен — лишь на двоих он увидел нательные кресты.
Что было дальше — напоминало страшный сон.
Какие там посты!
Какая молитва!
И в автобусе, и в также битком забитой электричке (где ему уже не уступили место, и вообще, как он заметил, чем дальше от монастыря, тем было все хуже и хуже), судя по разговорам людей и том, что они читали — мир и не подумал за три эти года приблизиться к Богу.
Скорее, наоборот!
Кто-то бросал на него косые взгляды…
Кто-то громко высказывался в адрес Церкви…
Сам, толком не зная ничего о Ней, словно попугай повторяющий за кем-то (на сей раз, видать, хорошо во всем разбирающимся и явно водимым темными духами) чужие, злобные, преисполненные ядовитой клеветы и несправедливости — ведь в Православной Церкви нет ничего, кроме Бога и Его Любви — слова и даже речи…
Монах хотел возразить.
Но вовремя прикусил язык.
Еще во время ожидания электрички на вокзале он уже попытался сделать это.
Сказав одним, что нецензурная брань — это оскорбление самой Пресвятой Богородицы. И после такой ругани, если наказание не последует немедленно, что порой, кстати, к счастью, бывает, то людям нечего ждать в этой жизни и после нее чего-то хорошего.
И попытавшись объяснить другим истинную подоплеку и суть всех нападок на Церковь.
После чего на него самого обрушилась настоящая ярость и от первых, и от вторых…
Хорошо, электричка как раз подошла…
И им стало не до него.
Так что в электричке он уже терпеливо молчал, как никогда хорошо поняв предостережение Христа, что не следует метать бисер (эти бесценные, чистейшие зерна Веры) перед свиньями.
Прислонившись удобно в углу вагона, он достал Евангелие.
Читал его.
И поражался.
Как же расходилось все сказанное в Нем с тем, что говорили, смотрели, читали и, судя по их же словам, делали люди!
Для спасения которых и дал это Евангелие миру Христос…
Потом электричка, как один из текущих в Москву со всех сторон России ручейков, влилась в целое море столицы…
Где монаху стало уже совсем жутко…
Он шел, опустив голову и молясь.
Ибо только тут — ах, как прав был игумен, давая послушание на эту поездку! — понял, зачем ему, монаху, нужно горячо молиться не только об усопших. Но и за тех, кто еще живя телом, уже почти умер душой.
За всех этих людей — в автобусе…
На вокзале…
В электричке…
В метро…
За столицу…
Страну…
За весь мир!
В ДОРОГЕ
Поля, леса, опять поля…
И целый день, пока я еду,
Друг друга люди, веселя,
Ведут дорожную беседу.
Леса, поля, опять леса…
Уже и вечер на исходе,
Но не смолкают голоса
О ценах, спорте и о моде.
Вдруг из-за леса выплыл храм.
Как будто с яркого плаката,
Он был минуту виден нам
На фоне алого заката.
Беседа не оборвалась:
Судачили, съедая ужин,
О том, какая нынче власть,
О том, что завтра будет хуже.
И лишь солдатик с вещмешком —
Медаль за выполненье долга —
Перекрестясь на храм тайком,
Вздохнув, задумался надолго…
ГЛАВНАЯ ПРИЧИНА
Известно, по крайней мере, пять основных причин падения Второго Рима — Византии.
Некоторые ученые называют семь.
Все они, между прочим, очень напоминают то, что происходит сейчас в нашей стране.
А некоторые и вовсе, прямо, как говорится, под копирку.
Я не буду перечислять их не потому, что они не известны мне или жанр малого рассказа не позволяет даже кратко рассказать о каждой.
Нет, это делается умышленно, чтобы не затенить самую главную из причин, речь о которой впереди.
А что касается остальных…
В конце концов, любой, кого это заинтересует, может найти научно более авторитетный, чем мнение писателя, фундаментальный труд ученого историка (главное — чтобы он был православным!) и сам с удивлением, так они узнаваемы, и с ужасом — ибо объективно сделанные выводы из них просто страшны — ознакомиться с ними.
Итак, к середине XIV века Византия напоминала все еще огромный, но уже — со смертельно подточенным дном — начинающий погибать во время страшного шторма Истории корабль.
Без малого тысячу лет носилась она по бурным волнам тогдашнего моря.
Выдержала жесточайшие натиски внешних врагов (в том числе, и славян!) и сплошные внутренние неурядицы.
То есть все — порой сразу на несколько фронтов — войны.
Беспрестанные дворцовые интриги.
Заговоры.
Перевороты…
Но век за веком, после былого великолепия и могущества, она теперь стала лишь тенью былой Византии.
Трещали по всем швам ее обветшалые, некогда пурпурные паруса…
Падали за борт из рук убитых, бежавших, а то и просто отчаявшихся гребцов одно за другим весла…
Ломались мачты — хорошо, что каким-то чудом то и дело удавалось находить запасные.
И благо, если находился крепкий и мудрый правитель, чтобы хотя бы несколько месяцев или лет удерживать кормило и править в нужном направлении.
Но это становилось все реже, реже…
Трудно поверить, но уже в 1390 году наследник трона святого Юстиниана, Василия Болгаробойцы, Алексия Комнина вынужден был вместе с турецким султаном штурмовать последний византийский город в Малой Азии — Филадельфию…
Почему?
Можно все-таки было бы перечислить все причины.
Но…
Но…
Зачем?
Если во всем повинна главная.
И теперь самое время назвать ее.
Это — ослабление веры и упадок нравов.
Когда грех уже либо не замечался, либо даже считался добродетелью…
Прибывший, например, для утверждения его Митрополитом Всея Руси в Константинополь и проживший в нем довольно-таки продолжительное время, святитель Алексий с горечью убедился, как далеко отошла от Православия великая православная держава.
Да и многие другие очевидцы того трагического времени свидетельствуют о том же самом.
И далеко не случайно один из Патриархов[1], не желая закрывать глаза на факты неблагочестивого поведения соотечественников, начиная от столичной аристократии до простолюдинов, в конце концов, в порыве праведного гнева написал грамоту об отлучении «за разврат» всех жителей Византии от Церкви![2]
Что после этого удивляться тому, что появились и усилились все остальные беды.
То есть, погубившие государство, причины.…
Кто-то может согласиться с этим выводом.
Кто-то — нет.
(А жаль, ибо, повторюсь, слишком все то, что было, напоминает наши сегодняшние времена!)
Но — прошло всего несколько десятилетий и в эту, самую большую пробоину в днище имперского корабля хлынула, наконец, губительная вода.
И великая, с ее тысячелетней историей, Византия — пала…
Впрочем, если уж о причинах, погубивших ее, мы не стали говорить, тем более зачем подробно повторять то, что и так хорошо известно?..
Не лучше ли, вместо этого, оглянувшись на поучительное прошлое — внимательно посмотреть по сторонам и подумать о будущем?
_____________________
[1] Патриарх Афанасий I (1289–1293 и 1303–1309).
[2] Эту грамоту позже случайно нашли в тайнике храма св.Софии.
ПРЕДДВЕРИЕ
Над двуглавым орлом Византии
Тучи… ветер… багровый закат.
Пишут гимны отныне витии
За арабский динар и дукат.
Стонут стены святого Царьграда
Под напором воинственных толп.
Враг ликует: вот рухнет ограда,
И падет Православия столп.
Но на север летит Византии
Взор надежды с последней стены.
… Начинается эра России —
Православной Великой страны!
← Рассказы о. Варнавы. Книга 4-я. Страница 5-я
← Рассказы о. Варнавы. Книга 4-я. Страница 6-я
← Рассказы о. Варнавы. Книга 4-я. Страница 7-я
<< На главную страницу На рубрику монаха Варнавы>>