ХРАМ ДУШИ
Рассказ-притча монаха Варнавы (Санина)
Петя Громов, сонно зевая, вышел из дома на крыльцо, чтобы идти на учебу.
Раньше все дети учились в церковно-приходской школе. А теперь, как гордо сказал на митинге в честь ее открытия, приехавший из города комиссар – в своей рабоче-крестьянской!
Закона Божьего в ней не преподавалось, наоборот, учителя говорили, что Бога нет, а присланный сюда чужак – директор, так тот вообще любил повторять, что религия – это опиум для народа.
Когда ученики, услышав впервые незнакомое слово, недоуменно спросили, что такое опиум, он ответил, что это такое снадобье, которое делают из мака, чтобы потом дурманить людей.
Странно…
У Пети в огороде всегда рос мак.
Красный, большой, красивый…
Бабушка с мамой даже добавляли его черные крошечные семена в самые вкусные на свете булки.
И никого никогда от этого не дурманило.
А во всем другом – в новой школе было, как и прежде.
Деление, умножение, диктанты…
Петя зевнул так громко, что ему угодливо подвыл домашний пес.
– Цыц, окаянный! П-шел на место! – отцовским тоном цикнул на него мальчик.
И, опустив голову, побрел по пыльной дороге…
Ох и не любил он учиться!
Куда интереснее было играть с ребятами, бегать на речку – ловить рыбу, купаться, ходить в лес по ягоды… нет, этого скучного занятия он тоже терпеть не мог. А вот за грибами – совсем другое дело!
А еще лучше – было просто часами лежать на пахнущем разнотравьем луге, смотреть в небо на плывущие невесть куда облака.
И – ни о чем не думать…
Впрочем, он и сейчас особо не утруждал себя мыслями.
И только, свернув на единственно прямую, широкую в селе улицу, ведущую в самый центр, вдруг увидев на площади целые толпы народа насторожился.
«Это еще что такое? Снова гражданская война и опять поменялась власть?!»
Но нет.
Подойдя ближе, он посмотрел туда, куда показывали руками чем-то возбужденные люди и… ахнул.
Всегда, сколько он помнил себя, их старенькая давным-давно даже просто не подновляемая Богородицерождественская церковь была – как новая!
Ее крыша и купола сияли свежей, небесно-голубой краской, да и то, будто сразу после дождя.
Которого уже с месяц, как не было…
А потемневший от времени крест горел на солнце ослепительным золотом так, что было больно глазам!
Ничего не понимая, Петя подбежал к взрослым.
Жадно прислушался…
– Вчера вечером ведь смотрела, все было, как обычно! – утирая от слез глаза, говорила одна из женщин. – А теперь… Вы только глядите! Глядите!!!
Мужчины, и те, были растеряны.
– Да, мужики, – качая головами, переговаривались они. – Такое за одну ночь никак не сделать…
– Добро бы хоть полная луна была. А ведь сейчас такие ночи, что свою ладонь у самого лица не увидишь!
– А крест? Чтобы его так вызолотить, и трех дней не хватит!
– Это еще батюшка столько золота денег найдет…
Сам священник с высокого порога храма только сказал:
– Молитесь, православные! Сам Господь утешает нас таким знамением. Наименуем его прямо – чудом!
Эти его слова люди передавали вновь подошедшим.
Их даже записал в потертый блокнот Григорий Иванович, так стали называть Гришку Безродного, после того, как тот стал рабселькором.
Он сообщил людям, что уже слышал о подобных чудесах, правда, в других областях.
Но чтобы увидеть самому – так это впервые!
Вспомнив, что он так и на первый урок может опоздать, Петя, уже без оглядки на храм, быстро направился к школе.
Он собирался рассказать ребятам невероятную новость.
Но они и так только говорили об этом!
И, судя по всему, не только одни ученики, но и учителя.
Поэтому, наверное, урок начался с большим опозданием.
Войдя в класс, учительница увидела необычную картину: все, как один ученики, нетерпеливо тянули вверх руку.
А некоторые нетерпеливо кричали:
– Галина Ипатьевна! Вы знаете про чудо?
Учительница деланно засмеялась и натянутым голосом сказала:
– Никакого чуда здесь нет! Чудес вообще не бывает!
– Как это не бывает? – загомонили ученики.
– А как же тогда наша церковь?!
На это Галина Ипатьевна явно заученным тоном ответила:
– Скорее всего, это работа тех, кто хочет напомнить людям о вере, которая, как мы хорошо знаем, является опиумом для народа!
– Так ведь народ трезвым всегда в Божий храм ходил и ходит! – резонно заметил самый сильный во всей школе – Ваня Кузнецов.
– Выйди из класса! – ничего не объясняя на это, потребовала учительница.
Ваня вызывающе пожал уже не по-мальчишески крепкими плечами – он весь был в отца, который работал на кузнице.
И хлопнул дверью так, что задрожали стекла.
– А разве он не правду сказал? – осторожно спросила Лена Куликова.
– И ты вместе с ним! – показала указкой на дверь Галина Ипатьевна.
Лена, разводя руками, тоже вышла из класса.
А сын священника Георгий, покинул его сам…
– Больше никто не хочет уйти? – осведомилась учительница и объяснила оставшимся, что возможно это не происки врагов народа, а какое-то еще неизвестное науке явление, так сказать, оптический обман…
– Какой-какой обман? – самым невинным тоном, но с насмешливыми глазами, уточнил Боря Лихолетов.
Он был не только алтарником в храме, но и лучшим учеником, любимцем и гордостью Галины Ипатьевны, которая всегда ставила его в пример всем.
И, возможно, только поэтому, строго предупрежденная директором школы, немедленно выдворять из классов всех инакомыслящих, она сказала, впервые называя его не Борей, а по фамилии:
– Лихолетов! Еще одно слово и тебя тут тоже не будет! Прошу всех это учесть – навсегда!
В классе воцарилась полная тишина.
И тогда учительница, словно желая все хоть немного поправить и поднять настроение детям, стала, сама постепенно увлекаясь, говорить им, что да, наука знает пока далеко не все, но вот когда они вырастут и станут великими учеными, как например, Боря, тогда людям откроется все! И наступит – светлое будущее…
Только когда оно наступит – она не сказала.
А ученики побоялись спросить…
Одно только было известно.
Буквально через день в газете появилась заметка о чудесном обновлении церкви.
После этого, в сопровождении вооруженными винтовками красноармейцев, в село приехал из города комиссар, стрелявший по сторонам свинцовым блеском своих круглых очков.
Посадив в телегу, они увезли с собой священника и селькора.
Больше никто никогда их не видел.
Да и в газете, судя по появившейся внизу новой фамилии, появился новый редактор…
Светлое будущее все не наступало.
Хотя жизнь мчалась так быстро, словно тачанка по чистому полю!
Петя стал Петром.
Затем – Петром Ивановичем.
Наконец, опять Петей, только уже дедушкой Петей…
В отличие от, действительно уехавшего в Москву учиться и ставшего академиком, Лихолетова, да и почти всех остальных, он остался в родном селе.
Работал на кузнице вместо Вани, которого за веру в Бога на целых пятнадцать лет отправили в Сибирь, а потом и на Дальний Восток, откуда он вернулся немощным инвалидом.
Прошел войну.
Трудные годы после нее.
Видел в жизни немало чудес.
Например, когда остался в живых один из целого батальона.
А, может, и даже полка!
И еще собственными глазами видел святителя Николая, который указал ему путь, когда он заблудился в пургу…
Но, наученный с детства, он привычно объяснял их «научно» или просто счастливым стечением обстоятельств.
Так он прожил всю жизнь.
И теперь ему было – сам даже в это не верил, но полная немощь упрямо убеждала его в том – 95 лет…
Совсем немного до ста!
Он давно уже не вставал со старинной, еще доотцовской кровати.
Ничто ему было не интересно.
Не волновало.
Он жил только прошлым, вспоминая о нем, так как о будущем (о светлом, понятное дело, давно уже позабыл!) не хотел даже слушать! Как о том ни говорила старшая дочь, Елена, упрашивая пригласить священника из вновь открывшегося храма, чтобы отец мог исповедаться и причаститься.
Прошлому же батюшке она молилась, так как оказалось, что тот был расстрелян и теперь – святой.
Впрочем, и эту новость Петр Громов пропустил мимо ушей.
Он только сердито отмахнулся от дочери, словно от надоедливой мухи.
И без того грубый и желчный, под конец, он вообще стал невыносимым для домашних.
На тех, кому еще предстояло пожить, он смотрел с хмурой завистью.
Ну, сыновья и дочь еще ладно: они сами уже были почти стариками.
А вот внуков и правнуков, у которых было все впереди, он просто ненавидел.
Не случайно те за глаза говорили о нем: «злой дед»!
Только один десятилетний Петя, названный так в честь своего пра-прадедушки, был с ним приветлив и ласков.
Может, потому что, по просьбе бабушки Лены, с шести лет помогал, назначенному настоятелем в полуразрушенный храм, священнику в алтаре?..
– Деда! Деда! – закричал он однажды, вбегая к нему: – Наша церковь…
– Что – сгорела? – чуть-чуть приподнял голову Петр.
– Нет, наоборот! – ликуя, воскликнул мальчик. – Ее от…рес… таврировали!
И, слегка запнувшись на трудном слове, он принялся торопливо рассказывать:
– Теперь на ней крыша и купола – цветом, словно небо весной! Правду говорю – не лгу! Ведь лгать, это – грех! А сегодня еще установили крест! Ну прямо, как из чистого золота! Горит на солнце так, что больно смотреть!..
Старик Громов как-то странно взглянул на своего маленького тезку.
Вдруг вспомнил то, что сам однажды видел в детстве, когда был таким же, как он сейчас.
И стал делать то, чего старательно избегал до этого: мучительно размышлять о будущем. Только не том, что обещала его первая, но далеко не последняя, учительница, а совсем другом – о котором говорили до них в церковно-приходской школе и, ставший теперь святым, священник в храме…
Так, молча, отказываясь от еду и почти не двигаясь, из-за чего к нему встревожено подходили едва ли не каждый час, лежал он день.
Второй…
А на третий, вдруг подозвал учившего, по обыкновению, в его комнате уроки Петю.
И, к величайшей радости, всплеснувшей руками, старшей дочери, попросил позвать… то есть, нет – пригласить священника.
Чтобы, как знать, может, в свои последние минуты, прожив, как теперь он ясно это понял, жизнь зря, тоже великим чудом, обновиться, как их храм, душою.
И только по одной милости Божией, не лишиться, не какого-то там призрачного – а Вечного будущего!
ДУМЫ О РОССИИ
Сторона моя печальная,
Неподкупные уста,
Родина — свеча венчальная
Перед образом Христа!
Сторона моя былинная,
Витязи, богатыри,
Сладость мяты, пыль полынная,
Краски утренней зари.
Сторона моя счастливая,
Край невыплаканных слез.
То порой — река бурливая,
То спокойный, сонный плес.
Славил бы красоты эти я,
Но и то не умолчу,
Что за годом год — столетия
Гасят недруги свечу.
Сторона моя беспечная!
И теперь уже видна
На тебе — сума заплечная.
Ох, родная сторона!
Маленькие притчи. Том-10. Страница 10-я
Рубрика монаха Варнавы (Санина) >>
