Рассказы о. Варнавы. Книга 1-я. Страница 12-я
Здравствуйте, дорогие посетители православного островка “Семья и Вера”!
Перед Вами заключительная 12-я страница 1-й книги православных рассказов известного российского писателя и поэта монаха Варнавы (Санина), которые мы и предлагаем к духовному и весьма душеполезному чтению.
РАСПЛАТА
Еще древние говорили, что в одну реку нельзя войти дважды.
Так же и в жизни.
Прожитый миг уже не вернуть.
Правда, православному человеку, по милости Божьей, а точнее ― благодаря Голгофской жертве Христа, его еще можно исправить.
Покаявшись в храме на исповеди и начиная всё, как бы, с чистого листа.
Даже если был совершен очень тяжелый и смертный грех.
А вот для иных, казалось бы, самый невинный, на первый взгляд, поступок может подчас завершиться непоправимой трагедией.
Как это произошло с Алевтиной.
Заболев, она решила не ложиться в больницу под капельницы и на уколы.
Во-первых, зачем только зря мучиться, если есть более легкий путь.
Который ей подсказала подруга.
А, во-вторых, мужа надо кормить.
Сына ― милого такого малыша пяти лет, любимца всего подъезда, воспитывать.
И она решила пойти на лечение ― к вылечившему однажды подругу, за немалые деньги конечно, экстрасенсу.
Как ни отговаривала Алевтину от этого верующая соседка, как ни убеждала, что это ― такой тяжкий грех, после которого могут быть самые страшные последствия как в этой временной, так и, что еще более ужасно, в вечной жизни, она лишь беспечно отмахнулась в ответ:
― А что тут особенного? Они ведь нам только добра желают! Предъявите мне доказательства ― и тогда я, может, действительно не пойду!
Но какие могли быть доказательства у соседки?
Только слова.
И Алевтина пошла к экстрасенсу.
Целых две недели к нему, как на работу, ходила.
Но действительно, полностью вылечилась.
А когда снова повстречала на лестничной площадке соседку, то радостно ей сказала:
― Не вы мне, так я вам представлю сейчас доказательство. Видите ― я теперь совершенно здорова! ― весело покрутилась она перед соседкой и еще упрекнула: ― Хорошо, что я вас тогда не послушалась!
Однако эта радость ее была недолгой.
Буквально на следующий день ни с того ни с сего заболел ее сын.
Да настолько серьезно, что скорая увезла его прямо в больницу.
Там мальчика обследовали опытные врачи.
И сказали потерявшей от горя дар речи матери, что у него ― скоротечный рак головного мозга.
Который развился всего лишь за две недели.
Причину которого они сами не могут понять.
И оперировать который уже бесполезно.
Уже потом, зашедшую, вместе с соседкой в храм, с черной повязкой на голове, Алевтину, как осенило:
Две недели она ходила к экстрасенсу… и за эти самые две недели у сына развилась эта опухоль!
Она получила, наконец, доказательство.
И не одно.
Прочитала затем в духовных книгах научные труды специалистов по борьбе с оккультизмом, душераздирающие письма тех, кто как, и она, тоже пострадали от экстрасенсов.
Узнала из печатных признаний бывших «целителей», порвавших со своим занятием и покаявшихся в этом, что они сами толком не знали, кто помогал исцелять им больных.[1]
То есть, сами не ведали, что творили.
И окончательно поняла, почему нельзя ходить на лечение к так называемым «бабкам», знахарям и экстрасенсам, которые только считается, что лечат, а на деле, как оказалось ― самые настоящие убийцы.
Заломила в отчаяньи руки.
Ах, если бы в жизни, каким-то образом, если не все, то хотя бы это, можно было начать сначала…
Она ни за что, никогда не пошла к ним.
Но было уже поздно…
______________
[1] А многие, сделав своей настольной книгой магию, и сейчас прекрасно знают, что действуют с помощью темных сил, но предпочитают, чтоб не отпугнуть посетителей, не говорить об этом. Наоборот, еще и заставляют свои кабинеты святыми иконами и зажженными свечами, с целью заманивания доверчивых людей…
НЕОЖИДАННОЕ ОТКРЫТИЕ
Ох…
Как хотелось спать Сергею Владимировичу, когда он читал вечернее молитвенное правило.
Строчки так и прыгали перед его глазами.
Он уже с трудом добрался почти до половины, как неожиданно к нему подошла жена.
Она что-то горячо и сердито, то и дело осуждая кого-то, объясняла ему.
А что именно ей от него было нужно, он так и не понял…
Потом позвонил друг.
Тоже о чем-то сбивчиво и невнятно просил.
О чем?..
Недоуменно пожав плечами ― а, ладно: сами во всем без меня разберутся, Сергей Владимирович снова взялся за молитвослов.
И ― вот ведь досада!
Книгу, когда подходила жена, он зачем-то закрыл.
А на каком месте остановился ― теперь не помнил.
Открыл на одной странице ― нет, здесь он уже, кажется, был.
Перелистнул ее ― и это, вроде, читал сегодня.
Или… вчера?
Присмотрелся внимательней.
Надо же: до чего хорошая, нужная молитва!
И вдруг подумал:
«Стоп! Если я молюсь так, что даже не помню, о чем только что молился, то есть, разговаривал с Богом, то как же тогда ― Господь услышит меня? И как дарует мне просимое, если я сам прошу у Него точно так, как только что тщетно просили у меня друг и жена…»
Сергей Владимирович был очень разумным человеком.
Точнее, благоразумным.
Поэтому, после того, что ему внезапно открылось ― дело было за малым.
Если Сам Бог, вразумляя, сейчас пришел на помощь к нему, то не должен ли так поступать и он?
Сергей Владимирович тут же прошел на кухню к жене, попросил коротко, но понятно объяснить, чего она от него хочет.
Затем позвонил другу.
Уточнил, чем и ему нужно помочь.
И, после этого, открыв вечернее правило на первой странице, со вниманием к каждому слову, стал не просто читать его, а ― молиться, старательно помня, что обращается к Самому Богу…
РОДИНКА
Лежал в центральной больнице большого города один очень богатый человек.
Под стать ему была палата.
Ее оборудовали специально для мэра, но так как тому некогда было болеть, то в ней обычно лечились родственники или друзья заведующего больницей или те, кто в состоянии был ее оплатить.
Ведь это была не палата, а настоящие апартаменты.
Две комнаты.
Одна, чтобы в ней лечиться и спать.
Вторая, с пальмами в кадках и роскошными креслами с удобным диваном ― для приема посетителей и деловых разговоров.
И еще кухня.
С холодильником.
Микроволновой печкой.
И столом ― с тарелками, приборами и салфетками.
Лежал в ней, лежал этот человек.
И вдруг однажды устал от одиночества.
Да и особая причина на то имелась.
Вышел он в холл.
Подсел к сидевшему на покрытом заплатами старом диване больному человеку, с одной ногой.
Как водится в таких случаях, они без всяких там церемоний познакомились, разговорились.
Пожаловались друг другу на свои болячки.
Богатый человек сказал, что прежде он был совершенно здоров.
Не умел даже анальгина от аспирина отличить.
До того, как в одном подмосковном городе на него однажды напали грабители.
― И много хоть денег забрали? ― с сочувствием покачал головой инвалид.
― Да деньги не жалко, ― небрежно отмахнулся богач. ― Главное, что здоровье отняли. Теперь раз в год, если не два, приходится в больницах лежать. А мог бы ведь и вообще погибнуть. Если бы меня буквально не спасла от смерти одна сердобольная женщина. Мне бы ее за это сразу отблагодарить достойно. Но ― ни имени, ни фамилии я не знал. Откуда? Я первое время даже не то, что улицы, ― города, где это случилось, не мог вспомнить. Меня ведь эти грабители по голове чем-то тяжелым ударили… Хороший, наверное, был удар. Как только домой, до Москвы, добрался ― словно свет перед глазами погас. А когда память вернулась, и я по своим милицейским каналам восстановил, где это произошло, ее там уже не было. Комнату, оказывается, в полуподвальном помещении снимала. Нищенствовала с двумя детьми. И куда подалась дальше ― никто мне не смог сказать. А жаль. Я ведь ее на всю жизнь бы тогда обеспеченной сделал!..
Богатый человек немного помолчал.
А потом, прикрывая почему-то рукой щеку, продолжил:
― Но, собственно, я вам совсем другое хотел рассказать. Вы представляете, какое чудо сегодня со мной случилось…
― Чудо ― это если бы у меня вторая нога снова выросла! ― перебивая, отмахнулся на этот раз уже инвалид и с пренебрежением добавил: ― Что хотите со мной делайте ― но не верю я ни в какие чудеса.
― Я бы тоже не поверил, ― не вдаваясь в пустые споры, вежливо согласился богач. ― Но посудите сами. Вот здесь, ― показал он себе на щеку и снова закрыл ее, ― у меня с детства была родинка. Во время бритья я всегда старался обходить ее стороной, чтоб не поранить случайно. Особенно, после того, как пару раз, задумавшись или отвлекшись, срезал ее начисто.
― О, это очень опасно! ― сразу же оживился, услышав такую, более близкую для себя, подробность, инвалид.
― Да не в том дело, ― поморщился богатый человек. ― Она, как ни в чем не бывало, отрастала снова! Вы лучше слушайте, что дальше было! Вчера вечером, глядел я в окно, простите, своей одноместной палаты. А вид там, скажу, не то, что отсюда. Прямо на белокаменный храм. Весь такой ― подсвеченный, словно светящийся изнутри…
― Да, не скупится наш мэр на зряшнее электричество! ― проворчал инвалид. ― Уж лучше бы нам, пенсионерам велел эти деньги дать!
Словно не замечая этого ― ему главное было сейчас выговориться, богач продолжал:
― И вдруг ни с того, ни с сего стал я думать о предках. О том, где их души теперь? Ведь им не дано уже, как мне, видеть этого храма, в который так легко при жизни зайти, помолиться, исповедать свои грехи, причаститься и ― очищенным Богом, уйти в Вечность. Многие ли из них смогли так прожить и окончить свой путь? Вряд ли. И такая тут жалость подступила к сердцу, что, верите, я, который всегда считал, что из меня никогда не выдавить ни слезы ― заплакал! И стал просить у Господа прощения их грехов, молиться о тех, кто жил до меня, родителей, бабушек, дедушек, пра-пра-прадедов, за весь свой род, от самого, что ни есть, его основания… За всех своих родственников, живых и усопших… Знакомых… друзей… наконец, за ту самую женщину, о которой уже говорил. Ну ― что спасла мне однажды жизнь…
― Вы же сказали, что молились только лишь за свой род! ― с ехидной усмешкой напомнил инвалид.
― А я и не отрицаю, ― не стал отпираться богач. ― Но постепенно, тоже не знаю, почему, круг тех, за кого я молился, стал расширяться. Он делался все шире, шире… И потом, в конце концов, ― прервал он себя сам. ― Все ведь мы ― дети Адама и Евы! Но и опять-таки я хотел рассказать не об этом…
― А о чем? ― надеясь, что разговор войдет в другое, интересное для него, русло уточнил инвалид.
Богатый человек, собираясь с мыслями, помолчал.
Но когда стал говорить, то прямо с того места, на котором остановился и снова о том же:
― Мне, по личному опыту, хорошо известно, что такое настоящая молитва, ― прищурил глаза, вспоминая, он. ― Я молился, когда горел в своем личном, падающем, самолете… Несколько раз, попадал в тяжелейшие ситуации на скоростных трассах… Два раза тонул… И каждый раз просил Бога спасти меня. Только благодаря чему, убежден, и говорю с вами сейчас! Молился, даже когда в меня стреляли. Но такой горячей, как вчера ― за других ― молитвы у меня еще никогда не было! Я так и уснул, чувствуя, что по щекам у меня текут слезы… А когда проснулся и начал бриться, хотел, по привычке, закрыть свою родинку пальцем. И вдруг поначалу ощутил, что что-то не то. Затем посмотрел в зеркало, а ее… нет!
― То есть, как это нет? ― не понял инвалид.
― А вот так! Нет и все! ― эффектным, почти театральным жестом отнял, наконец, ладонь от щеки, богач.
Он ожидал возгласа изумления или хотя бы вежливого согласия.
Мол, да, конечно, чего только не случается в жизни?..
Но инвалид был не из таких.
В нем чувствовалась крепкая атеистическая закваска.
И явно отсутствовала светская интеллигентность
Богатый человек, перехватив его недоверчивый взгляд, безнадежно покачал головой и неожиданно просиял:
― Постойте! Кажется, это тот самый редкий, если не единственный случай, когда чудо можно подтвердить, в буквальном смысле слова, документально! И сейчас я предъявлю вам сразу несколько подлинных доказательств!
Оставив инвалида в полном недоумении сидеть на диване, он быстрым шагом прошел в свою палату и возвратился, потрясая над головой ― разноцветными документами.
― Смотрите! ― торжествуя, возгласил, чуть ли не на все отделение, он и принялся раскрывать их один за другим. ― Видите в паспорте на щеке крупную точку? Это она и есть. Та самая родинка! Думаете, соринка в объектив фотоаппарата попала? Как бы не так! Вот вам ― загранпаспорт! Водительские права! Рабочее удостоверение! Наконец, пропуск в ГосДуму. Видите ― везде она есть!
― А тут… ― он для наглядности ткнул указательным пальцем себе в щеку: ― Нет!
Неизвестно, что смог бы после такой очевидности возразить инвалид.
К богатому пациенту подошла медсестра и вежливо сказала, что пора делать капельницу.
После нее он, как обычно, спал чуть ли не весь день.
Потом решал неотложные деловые вопросы.
По телефону…
В комнате с пальмами…
Задумчиво ужинал…
И уже поздно вечером, когда на улице стало совсем темно, проходя мимо холла, вдруг заметил стоявшего у окна инвалида.
Храм здесь был виден намного хуже, чем из палаты мэра.
Его почти полностью закрывали вековые сосны.
И поэтому инвалид, опираясь на костыль, изо всех сил тянулся вверх на своей единственной ноге.
И вертел ― туда и сюда ― седой головой.
Очевидно для того, чтобы получше разглядеть этот храм, который он до этого почему-то не замечал…
«ЧУЖАЯ» БОЛЬ
Позвонил давний хороший друг.
Сообщил, что сегодня в двенадцать дня у него тяжелая операция.
Я сразу же обзвонил кого только удалось найти ― игуменов, иеромонахов, мирян, особенно тех, кто хорошо знал его, а он многим успел помочь будучи сам врачом и удивительно щедрым человеком.
Попросил их всех о молитве.
Помолился, как смог сам.
Неожиданно для самого себя явственно, с болезненным сопереживанием, представил его, ждущим, когда все это начнется…
И вдруг вспомнил прочитанный давным-давно, еще в юности один маленький, всего на две-три страницы, напечатанный в каком-то альманахе, фантастический рассказ известного и писателя и историка Кира Булычева.
Потрясший меня своей удивительной добротой и какой-то необычайной по тем временам пронзительностью.
Назывался он, если теперь не ошибаюсь, «Возьму твою боль».
В нем повествовалось[2], как один землянин, попав на другую планету, встретил там девушку. Влюбился в нее. Она полюбила его ― всерьез. А он был занят своими делами и никак не мог до конца понять людей этой планеты. Чувствовал, что за их поведением скрывается какая-то неведомая для них, землян, тайна… Но какая? И вот однажды девушка пригласила его посетить вместе с ней своего тяжело больного и страдавшего родственника. В больничной палате, куда они вошли, было уже немало близких ему людей. Но удивительное дело ― родственник этот, хоть и лежал на кровати, выглядел совершенно здоровым и радостным человеком. Он много шутил и смеялся. А окружавшие его люди почему-то, все как один, в том числе и девушка, сосредоточенно молчали. Некоторые из них болезненно морщились. Иные тяжко вздыхали… «Почему?.. Что за тайну, в конце концов, хранит ваша загадочная планета?» ― не выдержав, спросил, землянин, когда они покидали больницу. Девушка не ответила. И только когда он уже улетал, на космодроме, она открыла ее ему. «Все дело в том, ― сказала она, ― что мы можем брать на себя чужую боль» «Как это?» ― не понял он. И услышал в ответ, что это трудно объяснить словами, почему они и скрывают свою особенность от землян. Но сейчас она, чтобы ему все сразу стало понятно, попробует это объяснить… «Хочешь знать, каково мне сейчас?» ― спросила она. Взяла его за руку. И тут… на него навалилась невыносимая боль, тоска, острое, ни с чем не сравнимое чувство одиночества при прощании навсегда с любимым человеком. Хорошо, что это продолжалось всего лишь какое-то краткое мгновение. Иначе бы он просто не выдержал этого…
…Много лет спустя, когда я познакомился с Киром Булычевым, то первым делом поблагодарил Игоря Всеволодовича[3] ― не за «Через тернии к звездам», приведшие его к Государственной Премии, не за «Гостью из будущего», не за Алису из «Тайны третьей планеты», про которую знают все…
А именно за тот совсем маленький, однако, запомнившийся мне гораздо ярче и лучше, чем огромные романы тогдашних советских «классиков», рассказ.
Странно, но он даже не сумел вспомнить его.
Хотя и очень старался…
А еще позже, крестившись, я понял, что этот рассказ ― удивительно христианский!
Как так, может возмутиться кто-то ― что может быть общего у православия и фантастики?
Разумеется, ничего.
Но…
Ведь брали же на себя тяжкие скорби и болезни приходивших к ним за помощью людей ― преподобные старцы.
Да так, что некоторые исцеленные и утешенные ими люди, потом признавались, что старец просто принимал их со всем, с чем они пришли к нему ― в свое великое сострадательное сердце.
Наконец, Сам Христос, взойдя на Голгофский Крест, взял все наши мучения и боли.
Причем не только временные, земные, но и главное ― вечные!
И как знать, не этот ли рассказ, ненавязчиво, не излишне назидательно, иначе бы я просто тогда отмахнулся, дал мне один из первых толчков к вере в Бога?
А потом, не он ли, как доброе семя в сердце, помог лучше понять, что такое ― истинная, жертвенная любовь?..
И, что для православного человека такого понятия, как чужая боль ― не бывает.
Почему я и взял теперь это чуждое слово в кавычки…
_______________
[2] Приношу свои извинения покойному ныне автору и правопреемникам его авторских прав за вольный пересказ этого удивительного рассказа. Ведь восстанавливаю его по памяти, спустя несколько десятков, а именно ― сорок лет. Единственное мое оправдание ― делаю это с благодарностью, любовью и исключительно для духовного, то есть, спасительного, назидания других людей…
[3] Таким было его настоящее имя.
СЕВ И ЖАТВА
Сказал мне однажды один скептик:
― Все пишешь, пишешь… Да кто хоть сегодня читает это?
Я молча показал ему на тиражи в выходных данных написанных мною, с Божьей помощью, книг.
Скептик не унимался.
― Ну допустим, раз столько печатают, стало быть покупают. Но даже если кто и прочитает… А толку?
― То есть? ― не понял я.
― Ну ты хотя бы один реальный результат видел после прочтения твоих книг? Хоть один человек ― стал меньше грешить, действительно задумался о смысле жизни и, наконец, стал ближе к Богу?
Что мне было ответить ему на это?
После того, как книга написана, она словно бы начинает жить своей жизнью.
Не могу же я проследить за тем, как она идет к читателю и, тем более, какое воздействие оказывает на него!
Но отвечать что-то было надо.
Скептик, судя по его довольной ухмылке, уже явно начинал праздновать победу.
И я сказал:
― Не знаю, как насчет того, что есть… А вот, если я сам начну с себя, то есть стану исполнять то, что пытаюсь передать другим, о чем говорится в моих книгах, то вот тебе уже и будет один такой человек!
Скептик, впервые промолчав, неопределенно пожал плечами.
Тогда я, подумав, добавил:
― Святые говорят: сей семя, Господь взрастит.
И рассказал историю, услышанную однажды в поезде от одного боевого, судя по наградам на кителе, офицера…
В раннем детстве бабушка учила его молиться. Он даже запомнил наизусть «Отче наш». Но… бабушка вскоре умерла. В семье не принято было говорить о Боге, потому что отец работал в такой организации, что донеси кто об этом его начальству, и он мигом лишился бы своего места! А потом все начисто вымели из памяти безбожный школьный ветер да атеистический ураган военного училища. Затем была служба в Афганистане, других горячих точках, наконец, Чечня… И вот тут однажды колонна, в которой он ехал, попала в серьезный переплет. Боевики перекрыли им вход и выход в ущелье. Они вызвали по рации вертолеты, чтобы те основательно проутюжили склоны. Но «вертушки» почему-то не торопились. И тогда они ― благо среди них было немало опытных ребят ― выбили боевиков сами. И вот тут прилетели вертолеты. А ракет «свой-чужой», чтобы сообщить: здесь мы, свои, не бомбите, почему-то ни у кого не оказалось. Как говорится, и на старуху бывает проруха. Забыли в угаре атаки внизу. В колонне остались…
«Я видел в Югославии атаку боевых американских вертолетов «Апачи», ― помолчав, с пренебрежением сказал тогда офицер и зябко передернул плечами. – Но это ничто, детская забава по сравнению с тем, когда на тебя идут наши «Черные акулы». Это просто… психическая атака! Мы метались, не зная куда деваться… где спрятаться… зарывали лица в землю, чтобы не видеть этого ужаса. Огонь стоял всюду сплошной стеною. Не помню ― мысленно или во весь голос я закричал, призывая на помощь единственного, кто мог спасти меня в этом земном аду ― Бога. И тут… совершенно неожиданно мне вдруг вспомнилась молитва, которой научила меня бабушка… Ясно! Дословно!»
«Отче наш, иже еси на Небесех… ― горячечно бормотал я, почему-то в полной уверенности, что Бог слышит ― просто не может не слышать меня сейчас. ― Да святится Имя Твое…да придет Царствие Твое…»
«Земля вокруг дыбилась. Поднималась и опускалась… Я был оглохший от страшного грохота и ослепший от забившей глаза пыли… Но ― живой, хотя весь боевой опыт подсказывал, что давно уже должен быть разорванным на куски. И поэтому уже точно помню ― вслух кричал: Да будет воля Твоя яко на Небеси и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь! И остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим! И не введи нас во искушение!! Но избави нас от лукавого!!!»
Кончилось все это так же внезапно, как и началось.
После той короткой, смертельной грозы смотрю, глазам не верю ― словно из-под земли поднимаются и сбиваются в группку… все ребята!
― А вы почему живы?… ― сказал я на радостях первое, что пришло мне в голову.
К счастью, тогда еще никто не мог услышать меня.
И только после того, когда мы, наконец, обрели возможность слышать и понимать друг друга, выяснилось, что все, как один, тоже молились Богу. Что, собственно, я в этом теперь убежден, совершенно уверен, и спасло нас».
― То есть, ― заканчивая пересказывать эту историю, подытожил я. ― Каждому из них в свое время так или иначе было сказано о Боге, посеяны семена веры, которые и взошли в нужный момент…»
Скептик, как всегда, хотел возразить.
Но передумал.
Возможно, впервые не найдя, что сказать, чем очень порадовал и обнадежил меня.
Только попросил дать ему на время одну из книг.
И ушел.
Так, кстати, до сих пор не вернув мне ее обратно!
Декабрь 2011г. – январь 2012 г.
Рассказы о. Варнавы. Книга 1-я. Страница 9-я
Рассказы о. Варнавы. Книга 1-я. Страница 10-я
Рассказы о. Варнавы. Книга 1-я. Страница 11-я
<< На главную страницу На рубрику монаха Варнавы >>