ШКОЛА ДОБРОДЕТЕЛЕЙ. Рассказы. КНИГА VI. Страница 3-я
Здравствуйте, дорогие дети и родители!
Приветствуем Вас на страницах православного сайта “Семья и Вера”!
Перед Вами исторические рассказы известного российского писателя монаха Варнава (Санина) из серии “Школа добродетелей”, которые предлагаем прочесть вместе со своими чадами/внуками для всеобщего назидания.
КНИГА VI. Страница 3-я
ОТЦОВСКИЙ НАКАЗ
Было у выслужившего долгий положенный срок в войсках императора Августа римского центуриона,[1] два сына.
Гней и Гай.
Два, как две капли воды, похожих близнеца.
Старший и младший.
Как такое может быть?
Очень просто.
Гней – родился на несколько минут раньше. И поэтому всегда с превосходством считал Гая младшим братом.
В отличие от боевого, задиристого Гнея, тот отличался тихим, задумчивым нравом.
Никогда не возражал.
И… лишь молча терпеливо сносил ни за что, ни про что суровые отцовские побои…
Дело в том, что мать, каким-то одной ей известным образом, еще умела различать своих сыновей
А отец, став чиновником, отвечавшим за порядок в окрестных с ветеранской колонией Немаус[2], селениях, так часто и подолгу бывал в отъездах, что все время их путал.
И наказания за проказы, до которых был великим охотником с малых лет Гней, как правило, доставалось Гаю.
Так как старший брат, разумеется, обычно успевал улизнуть…
Но когда отец, благодаря своевременной подсказке жены, всегда жалевшего Гая, выяснял, что произошла ошибка, то Гнею доставалось за этот и все предыдущие разы.
– За что?! – вопил он под легкими тонкими розгами в грубой тяжелой центурионской руке отца.
– За камень, что ты запустил в прохожего, за подожженные твоей мальчишеской бандой, соседские ворота, за деньги, которые ты снова воровал у матери, пока меня не было дома! – приговаривал тот. – А главное – что ты не слушаешься старших!
Это, последнее, было самым серьезным поводом для наказания.
Розги, с годами, сменила веревка от корабельных снастей, ее – настоящая плетка, что, впрочем, тоже никак не повлияло на исправление Гнея.
Его проступки в 14-15 лет становились все более серьезными и, сам являвшийся стражем закона, отец называл их – преступлениями.
Гней уже не кричал даже под самыми болезненными ударами, а лишь упрямо стискивал зубы.
А еще через год-два, когда отец вдруг как-то очень быстро, разом, состарился и стал больше лежать на ложе, страдая от давних ран, Гней, наоборот, входивший в немалую мужскую силу, однажды с вызовом осмелился спросить:
– Ну ладно дети… Но почему потом младшие должны слушаться старших, если те уже намного слабее?
– Вот лишу тебя наследства, несмотря на то, что ты «старший», тогда сразу поймешь, почему! – мрачно усмехнулся бывший центурион и уже более мягко, чего до этого не делал ни разу, объяснил: – Я сам всегда и во всем слушался отца. Тот – своего, то есть, моего деда. Деды – прадедов. И, поверь, никто из нас, никогда и нигде не пожалел об этом.
Как знать, может, он хоть так хотел вразумить своего бедового сына?
И – странное дело: эти слова повлияли на Гнея больше, чем в свое время, розги и плеть.
Но было уже поздно…
Со своими привычками он уже не мог совладать.
И в 17 лет решительно заявил, что сегодня же навсегда покидает дом.
Каким бы ни был их сын, для отца с матерью это было весьма неприятной неожиданностью.
Больше того, и Гай вдруг тут же неожиданно мягко, но непреклонно выразил желание поехать учиться в Афины.
Хорошо хоть у загоревавших родителей дочь оставалась!
Ей-то с будущим мужем и решил оставить отец дом, немалое хозяйство и все им нажитое.
А сыновьям дал по туго набитому римскими динариями кошелю.
И… по половинке разрубленной им, оказывается, еще сохранившей силы рукой, бронзовой местной монеты.
На этой блестящей желтой монете с одной стороны были изображены повернутые друг к другу затылками близкие и верные друзья-сподвижники: император Октавиан Август и его полководец Марк Випсаний Агриппа.
На другой стороне – недавно введенный герб Немауса – прикованный к высокой пальме зубастый крокодил.
Любую другую монету опасно было рубить мечом.
Ведь удар непременно повредил бы лицо правителя, и – времена при Тиберии наступили суровые – не только, кто это сделал, но и ее обладатель легко мог попасть под нарушение закона об оскорблении величества императора и римского народа.
А эту…
Бывший центурион без колебаний разделил ее точно по пальме.
Гнею он вручил ту половинку, где была пасть крокодила.
Гаю – с его хвостом.
И строго сказал обоим:
– Вот вам мой последний наказ! Где бы вы ни были, сколько бы ни прожили, а половинки эти, чтоб сохранили! И, также как я, передали затем по наследству. Мало ли что случается в жизни. Не хватало еще, чтобы мои потомки когда-нибудь сделались между собой врагами!
Прошли годы.
Много лет…
Гай учился в Афинах, в Александрии, в Пергаме…
Изучил тот опыт великих мудрецов всех времен и народов, который только можно было найти в лучших библиотеках мира.
Выслушал самых знаменитых современных ему философов.
Но никакие, записанные на папирусе и пергаменте знания и красивые на слух речи, не могли утолить его жажду найти Истину.
И когда он уже разочаровался так, что не хотел жить, вдруг услышал апостольскую проповедь о Спасителе мира – Христе.
В ней было все!
Даже то, на что он не смел и надеяться…
После этого Гай крестился.
Среди верующих во Христа людей нашел себе верную подругу.
По благословению пресвитера создал с ней семью.
Появились дети.
В отличие от родительской семьи – две дочки-близняшки и сын.
Как и когда-то отец, он тоже сызмальства учил их послушанию старшим.
Но… совсем по-другому.
Если отец поступал так, даже сам не зная почему (это теперь было ясно, что искра Божьей воли сохранялась в их роде) и действовал жестокостью, то Гай все сопровождал любовью.
Его дети с ранних лет знали Заповеди Божии.
И что среди них есть такая, в которой сказано:
«Чти отца твоего и матерь твою, да благо ти будет, и долголетен будеши на земли.»[3]
Ну кто же не хочет, чтобы жизнь его ребенка протекла счастливо, до самой старости на земле?
А потом еще – и в блаженной Вечности![4]
И кто желает ему совершенно обратного?
На что увы, обречены дети, когда не слушают старших…
Вот Гай и учил их самому главному!
Помимо этого, когда они подросли, он, не мешкая, отправился в Немаус, чтобы искупить свою вину перед отцом и матерью, за то что уехав учиться, ничем не помог им в старости.
Хотя, благодаря тому отъезду, ему было что теперь рассказать им!
Но…
Родителей давно уже не было в живых.
Муж сестры, опасаясь, что ее брат приехал, чтобы затребовать свою часть наследства, даже слушать его не стал.
Выгнал, с недвусмысленной угрозой напомнив, что император Нерон совсем недавно повелел живьем сжечь христиан в своих садах…
Пришлось Гаю вернуться домой ни с чем.
А когда его дети окончательно выросли и создали свои семьи, похоронив супругу, он сам отправился проповедовать людям Благую Весть о Христе.
Всякое с ним бывало…
В одних городах с радостью принимали его.
В других, словно обезумев, жестоко били…
В конце концов, однажды Гай попал в плен к разбойникам, расплодившимся повсюду за время гражданской войны в Риме.[5]
Их главарь, седой косматый старик, все лицо которого было покрыто отталкивающими шрамами, сердито спросил:
– Зачем вы привели его сюда? Могли бы прикончить на дороге! Ни в рабство такого уже не продать. Ни своим слугой сделать…
– Прости, господин! Сейчас мы его прикончим. Вот все, что оказалось при нем…
Приученные к жесткому порядку, разбойники протянули главарю крошечный узелок.
Тот сам развязал его и, видя пару медяков да еще обломок старой монеты, усмехнулся:
– Да, много же ты заработал за свою долгую жизнь! Два… нет, глядите – ха-ха-ха! – даже два с половиной римских асса!
Главарь, под угодливый смех разбойников, показал им потемневшую от времени половинку монеты.
И, вдруг взглянув на нее, изменился в лице.
– Постой… погодите… что это?!
С этими словами он принялся лихорадочно обшаривать себя…
Нашел притороченный к поясу кошель.
Долго рылся в нем.
И… вытащил точно такую же половинку.
Приложил ее к первой.
Получилась одна монета!
«Не может быть!..» – перевели с нее глаза друг на друга главарь с пленником.
– Гай?!
– Гней…
Разбойники, ничего не понимая, смотрели, на то, как их, казалось, не знавший никаких человеческих чувств, главарь, вдруг бросился обнимать, они и сами не знали для чего приведенного ими в самое логово, старика.
А тот – его…
– Ай, да отец! – не уставал повторять, на устроенным по такому поводу пышном пиру, Гней. – Если бы не его последний наказ, то я бы сейчас убил своего родного брата!.. Ай, да отец!
Много было расспросов…
Ответов…
Гней с гордостью поведал о своем пути, впрочем, безнадежно махнув под конец рукой:
– Я богат теперь, как сам Крез![6] Но только – к чему мне все это?.. зачем?.. Ты, как ученый человек, случайно не знаешь?
Тогда Гай рассказал о своей жизни.
А потом, улучив подходящий момент, стал проповедовать своему «старшему» брату о Христе. Он начал с того, что первым из удостоившихся попасть в Рай людей был не праведник, а – покаявшийся разбойник.
Такой пример не мог не заинтересовать…
Чем больше Гай говорил, тем дольше удерживал его у себя Гней.
И в итоге… тоже спасся.
Только уже не для этой временной жизни, а – для Вечной!
_________________________
[1] Центурион – в римской армии командир центурии (100 легионеров) , хотя мог командовать и более крупными подразделениями. Срок службы был 25 лет.
[2] Древнее кельтское поселение на территории нынешней Франции, где в 27 году до Рождества Христова была организована римская колония.
[3] 5-я Заповедь.
[4] Много веков спустя, у русских людей даже появилась пословица: «Кто родителей починает, тот вовеки не погибает»
[5] 68-69 гг., когда в течение полутора лет в Риме сменилось четыре императора.
[6] Крез – лидийский царь (595-546 гг. до Р.Х.), одним из первых начавший чеканить монеты и обладавший такими несметными богатствами, что в античном мире его считали самым богатым на свете человеком.
ДО ЛУЧШИХ ВРЕМЕН
Никея – был не самым большим и важным городом Византийской империи.
И, тем не менее, едва ли не самым знаменитым, разумеется, после столичного Константинополя.
Ведь именно в ней состоялся Первый Вселенский Собор составивший и утвердивший Символ веры[7], который был затем расширен и дополнен на Втором Вселенском Соборе, проходившем уже в столице[8].
Все это произошло еще в IV веке при святых царях Константине и Феодосии.
А спустя много лет, точнее, в VIII веке, сюда, в Никею, из столицы докатилась страшная, с кровавым гребнем, волна гонений на… святые иконы.
Если бы только все люди, молящиеся теперь перед иконами Богу, Пресвятой Богородице, святым угодникам Божиим знали, какой ценой была сохранена для них такая спасительная возможность!
Верные ослепленному ересью[9] императору-базилевсу воины безжалостно уничтожали иконы и не щадили тех, кто осмеливался их защищать или прятать.
Каждый хотел спасти свои святыни.
Но – как?..
Кто-то сумел спрятать их за городом, в безлюдных местах.
До лучших времен!
Кто-то пустил по волнам моря, предав все в волю Божию.[10]
А в одном из никейских домов родители двух девочек – 7 и 9 лет – вынуждены были уступить воле базилевса.
Сосед, который прекрасно знал, что у них в доме есть святые образа, алчный и злой купец, во всеуслышанье поддержал базилевса.
Что, если он донесет?
Придут воины, спросят:
«А ну, где ваши иконы?»
«Что им тогда ответить?..»
«Иконы можно будет потом приобрести новые, – посоветовавшись, решили отец с матерью. – А детей? Кто заменит нам наших дочерей? Ведь эти воины не жалеют ни старых, ни малых!»
И, когда однажды ночью в дверь раздался громкий железный стук в ворота, строго-настрого велев проснувшимся девочкам лежать с крепко закрытыми глазами, перекрестившись в последний раз на иконы, они с печальными вздохами, отправились открывать страшным гостям.
Воины вошли в дом, словно хозяева.
Из-за их спин, и правда, выглядывал купец, который всегда завидовал своим добрым и тихим соседям, хотя жил куда богаче.
– Так! Где ваши иконы? – властно спросил, оглядываясь и… не видя нигде святых образов главный воин.
– Вот тут… тут они были! – подсказывая, принялся тыкать острым пальцем на дальний угол сосед.
Отец с матерью, ничего не понимая, посмотрели туда, где только что находились три небольших иконы.
Затем ошеломленно друг на друга…
На воинов…
И в один голос ответили:
– Ничего не понимаем…
– Они – исчезли!
– То есть, как это – исчезли? – грозно спросил воинский начальник. – Вы что – спрятали их?!
– Нет! Как можно ослушаться воли базилевса! – клятвенно приложил ладони к груди отец.
– Мы сами ничего не можем понять… – добавила его супруга. – Наверное, господин, здесь произошло чудо…
– Эти люди не лгут! – послышались голоса других, подоспевших на шум, соседей.
– Никогда!
– Они всегда говорят только правду!
Главный воин вопросительно покосился на купца:
– Это верно?
И даже тот, с большой неохотой, вынужден был сказать правду:
– Да…
– Чудо! Чудо!! – принялись радостно восклицать соседи.
– Еще одно чудо!!!
Начальник повелел немедленно очистить дом и даже двор от всех нежелательных свидетелей происшедшего.
– Ох, уж эти иконы! – возвращаясь после выполнения приказа, с видимым сожалением, что принимает участие во всем этом, пробормотал один из воинов. – То и дело с ними какие-нибудь чудеса!
– Чш-ш! – шикнул на него другой. – Хочешь, чтобы наш «цербер» услышал?! Тогда ни тебе, ни мне не поздоровится!
Вместе с начальником они тщательно обыскали дом.
Заглянули во все углы.
Только спящих детей будить не стали.
Главный воин, подойдя к ним, подумал-подумал, да и махнул на них рукой: ладно, пусть спят!
Очевидно, неподдельная искренность хозяев, с которой они говорили о том, что иконы исчезли, заверения в их честности многих людей, не исключая донесшего на соседей купца, убедили его.
К тому же, это действительно было не первое чудо при уничтожении святынь.
Причем, некоторые оказывались весьма плачевными для тех, кто выполнял такой приказ.
У одного воина, как он слышал, внезапно, как плеть повисла именно та самая рука, которой тот рубил иконы…
Другой сильно обгорел в костре из икон…
Кто знает, чем для него все может вдруг обернуться там, где произошло такое явное чудо!
И он торопливо дал знак уходить отсюда.
Когда родители, закрыв ворота, вернулись, то снова, как вкопанные застыли на пороге.
Все три иконы опять находились в святом углу!
И только услыхав радостный шепот на детском ложе, увидев сияющие лица дочерей, сразу все поняли.
Это они успели спрятать иконы в своей постели…
А потом возвратить их на место!
– Да-а… – качая головой, только и смог пробормотать отец. – Сейчас действительно произошло чудо!
Он оглянулся на супругу и уточнил:
– Но только не таинственное исчезновение икон, а то, что наши дети остались живы! Ведь, если б воины решили поискать и у них, то изрубили бы вместе с иконами!
Однако ругать дочерей он не стал.
Хотя, для их же пользы, всегда отчитывал за малейшие ослушания.
А то и наказывал.
Наоборот, замолчал.
Их пример, и даже не пример, а настоящий подвиг веры и верности христианским святыням, устыдил его самого – сильного взрослого, мужчину.
И он стал размышлять, куда бы теперь понадежнее спрятать эти иконы…
До лучших времен![11]
_______________________
[7] Никейский Символ веры – христианский Символ веры, формула вероисповедания, принятая на Первой Никейском соборе в 325 г.
[8] В 381 г.
[9] Ересь, как говорит об этом Православная Энциклопедия, это – ошибочное учение, искажающее фундаментальные основы христианской веры.
[10] Именно так была чудесным образом спасена, приставшая затем к Афонской горе, Иверская икона Пресвятой Богородицы.
[11] Что произошло в 787 году, на организованном святой царицей Ириной, Седьмом Вселенском Соборе, когда была осуждена иконоборческая ересь. И читателю, возможно, небезынтересно будет узнать, что этот рассказ, без всякой искусственной привязки его создания к дате, написан именно в тот самый день, когда Православная Церковь отмечает день памяти Святых Отцов этого Собора, и как раз начиналась Всенощная служба на Иверскую икону Пресвятой Богородицы.
ШКОЛА ДОБРОДЕТЕЛЕЙ. Рассказы. КНИГА VI. Страница 1-я
ШКОЛА ДОБРОДЕТЕЛЕЙ. Рассказы. КНИГА VI. Страница 2-я
<< На главную страницу На рубрику монаха Варнавы>>