Здравствуйте, дорогие дети и родители!
Приветствуем Вас на страницах православного сайта «Семья и Вера»!
В книге «Маленькой христианке» Веры Катюковой есть много назидательных повестей, в том числе и из жизни древних христиан. В те далекие времена, когда пал Иерусалим под ожесточенным натиском римских войск, христиане терпели страшные гонения. Память о стойкости и вере их до сих пор восхищает наши сердца.
Предлагаем Вам познакомиться с историей маленькой девочки и её мамы, которые готовы были пойти на смерть ради Христа.
В РИМСКОМ ЦИРКЕ
Рим ликует… Встречает победоносного Тита с его железными легионами и золотыми легионными орлами, облетевшими на своих высоких древках весь ведомый тогда мир. Тит возвращается после победы, одержанной над восставшей Иудеей.
На триумфальной колеснице въезжает Тит по “священному пути” на вековечный “форум романум”. За колесницей его бежит народный “клеветник”, по исстари заведенному обычаю порицающий триумфатора; но над “клеветником”, конечно, смеется ликующий народ… Слышатся приветственные крики, возгласы восторга.
За триумфальною колесницей следует другая, на ней высится, сверкая на солнце своим золотом, исполинское седьмисвещие, взятое из святилища храма Соломонова, и другие священные сокровища храма, спасенные от пламени.
За колесницами вели пленных иудеев – главарей восстания, и других знатных людей, взятых с оружием в руках. Все были в оковах; на главарях же сверкали на руках и на ногах массивные золотые цепи, закованные из расплавленного пожаром золота храмовых сокровищ.
Общее внимание привлекала также замечательно красивая, хотя и далеко не молодая женщина уже лет за сорок, которая вела за руку ослепительной красоты девочку, лет четырех-пяти, с распущенной роскошной косой цвета червонного золота.
“Маленькая Венера!., маленькая Венера!.. Афродита!” – слышались в толпе возгласы восторга и удивления.
Прекрасная женщина, которая вела за руку ослепительной красоты девочку, была христианка-еврейка. Когда она еще была маленькой девочкой, она в числе прочих иерусалимских детей хотела приблизиться к Спасителю, а ученики Его отгоняли их. Тогда Спаситель сказал: “Не отгоняйте от Меня детей…” – и положил Свою руку на ее головку. Прелестная же девочка была ее дочерью.
Теперь для нее с дочерью предстояло отойти ко Христу.
Теперь и мать, и ребенок обвинялись в страшном государственном преступлении и осуждены были военным советом всей армии Тита на растерзание львами в великом цирке Рима.
Преступление было такого рода. Когда Иерусалим пал и дымился в развалинах, женщина эта, по имени Саломея, желая пробраться к Вифанию, где у нее была родня из семейства Лазаря, бывшего друга Спасителя, пошла с девочкой к начальнику когорты, заведовавшему стражей, чтоб попросить у него пропуск. Случайно палатка этого начальника разбита была на Голгофе, у Лобного места. Подходя к палатке, Саломея с ужасом увидела, что римский легионный орел – государственное знамя Рима – был святотатственно водружен при входе в палатку, в ту священную лунку, в которую тридцать семь лет перед этим был водружен крест, принявший на себя распятого Спасителя, и которую верующие оберегали как святыню, а сама Саломея ежегодно, в дни страстей Христовых и воскресенье, вливала в нее благовонное миро. Увидав поругание святыни, Саломея схватила легионного орла, наплевала на него, бросила на землю и стала топтать ногами. Мариам, ее девочка, подражая матери, тоже топтала орла своими ножками… Солдаты увидели это оскорбление императорского знамени, схватили Саломею и вместе с Мариам отвели к Титу, который, по требованию всех легионов, и велел судить преступниц полевым судом. Несчастных присудили к смертной казни через растерзание львами на арене в Риме.
“Маленькая Афродита!.. Народившаяся Венера!” – слышалось в восторженной толпе.
Наконец, наступил день гладиаторских состязаний и звериной травли – травли людей зверями.
Весь Рим, казалось, наполнил собою Великий Цирк, который мог вмещать в себя до полумиллиона зрителей. Ничто так не привлекало жестоких, бездушных римлян, как кровавые зрелища. Нынешний же день представлял собой особый интерес для кровожадных латинян: смертельный бой гладиаторов с двумя силачами-иудеями, приведенными легионами Тита из только что павшего Иерусалима, и отдание на растерзание нумидийскому льву красивой иудейской женщины с прелестною малюткою. Иудейские богатыри были: Иуда, сын Мертона, и Симон, сын Иаира, от могучей руки которых пало в бою немало римских воинов при штурмах Иерусалима.
Ложи и галереи амфитеатра наполнены сверху донизу. Лучшие места, ближе к арене, заняты сенаторами, начальниками легионов, знатнейшими всадниками и другими представителями правящего, державного Рима. Следующие ярусы битком набиты были римскими гражданами, воинами. Верхние ряды, как исполинский цветники, пестрели женщинами – от знатных матрон с золотом украшений до простых, жадных до кровавых зрелищ, римлянок.
Из обширной императорской ложи лениво глядело бритое, заплывшее жиром лицо самого Веспасиана. Рядом с ним мещался его сын Тит, массивная голова которого твердо держалась на воловьей шее. По ленивому мановению руки императора амфитеатр огласили звуки труб. На арену выходили бойцы, которых на этот раз, вследствие нерасположения Веспасиана к продолжительному состязанию, было немного – всего две пары: гладиатор германец, который должен был вступить в единоборство с иудеем Симоном, сыном Мертона, и гладиатор скиф – с иудеем Иудою, сыном Иаира.
Взвыли трубы, это был призыв гладиаторов к бою.
Борцы выступили. Германец считался одним из лучших гладиаторов, с детства обучавшийся в императорской гладиаторской школе. Он прямо пошел на своего противника. Мечи обоих сверкнули, но, скользнув по подставленным щитам, взвизгнули точно от боли. Оба противника искусно отражали удары…
Вдруг германец отбросил свой щит.
“Уловка Спартака! – улыбнулся Тит! – Иудей погиб…”
Подняв высоко меч, германец прямо пошел ни чем не прикрытый, на закрытого щитом Симона. Последний, предвидя удар, прикрыл щитом грудь и живот… Вдруг показалось, что германец споткнулся, припав на колено… Но в тот же момент меч его очутился под щитом противника. Амфитеатр потрясли рукоплескания… Стон криков!
“Побежден! Побежден!” “Не побежден!” – успел выговорить Симон, и, перегнувшись через голову врага, всадил в него меч…
Оба были мертвы. Их унесли… Снова взвыли трубы.
– Ввести женщину с девочкой, – распорядился “эдитор”.
Тит что-то тихо сказал отцу.
– Зачем же ты допустил это? – спросил император.
– Все легионы требовали этого… оскорбление римского орла…
На арену медленно выступило что-то вроде привидения, – все в белом. Это была Саломея, которая вела за руку ослепительно прекрасную девочку с распущенными волосами червонного золота. Ропот удивления и восторга волнами перекатился по амфитеатру.
– Это… это маленькое божество…
– Сейчас прибежит большая, большая кошка, которая унесет нас к твоему отцу и к Тому доброму Иисусу, о Котором я тебе так много рассказывала и Которого святую руку я и теперь чувствую на своей голове, – говорила между тем Саломея, проводя к середине арены свою девочку, которая с любопытством и детской наивностью посматривала по сторонам.
– Идущие на смерть приветствуют тебя, император! – возгласил “эдитор”, когда Саломея и Мариам поравнялись с императорской ложей.
– Вон видишь, дитя мое, Божье оконце? – показала Саломея на солнце. – Оттуда теперь смотрят на нас добрый Иисус, Сын Божий, и твой покойный отец… Видишь, дитя мое, у нас злые римляне отняли наш Иерусалим, сожгли его, а у доброго Иисуса есть небесный Иерусалим, и Он зовет нас к Себе…
– Какая красота! какое божество! – слышались голоса.
– Дай вырасти такому змеенышу, все мужья и юноши сойдут по ней с ума, – раздался визгливый женский голос.
Вдруг послышались раскаты грома… Все вздрогнули… Вздрогнула и Саломея с Мариам, и побледнела… Это было рыканье льва…
– Слышишь, дитя, это добрая большая кошка радуется, что сейчас понесет нас на небо, к твоему отцу, в небесный Иерусалим, – говорила Саломея, указывая на выскочившее из своей темной железной клетки с косматою гривой чудовище.
Страшный узник действительно радовался, увидев свет, солнце, свободу. Долго просидев в мрачной тюрьме без возможности движения, потеряв всякую надежду видеть свет, небо, солнце, он теперь, вырвавшись из своей могилы, просто обезумел от неожиданности. Он видел теперь такое же синее небо, и такое же горячее, яркое солнце, какое он знал и любил в своей далекой, знойной родной Нумидии, и ему, плохому мыслителю, показалось, что он уже у себя в Африке, среди пустынь и пальм Нумидии… Вот скоро увидит свою львицу, детенышей… И, подняв могучую голову со страшной мордой прямо к солнцу, он посылал теперь к нему такие громы рыканий, такой приветственный гимн, что стены амфитеатра дрожали. Потом, налюбовавшись на свое солнце, он могучими прыжками гигантской кошки стал метаться по арене, чтобы насладиться свободой движений, прелестью свободного бега, упругостью стальных мускулов своих могучих ног.”
– Видишь, дитя мое, как играет добрая большая кошка, – говорила между тем Саломея, с трепетом гладя головку девочки.
А лев опять уставился на солнце – он не мог на него налюбоваться – так давно не видал он солнца своей Нумидии, – и снова из могучей глотки его неслись к небу громы.
Затем, сделав еще несколько гигантских прыжков, чудовище пустыни вдруг остановилось. Лев только теперь заметил на арене Саломею и Мариам, и с удивлением уставился на них.
Весь амфитеатр с трепетом ждал, что будет дальше…
– Ах, зачем ты осудил ребенка, – со старческой жалостью тихо проговорил Веспасиан.
– Легионы требовали ее именно… она топтала твоего орла… Лев, между тем, совершенно как кошка, припал к земле и, не сводя удивленных глаз с непонятного ему явления, бил метлой хвоста по арене, разметывая во все стороны песок…
– Иди, мое дитя, к доброй кошке, – побледневшими губами прошептала Саломея.
– А добрая кошечка не царапается, мама? – спросила девочка.
– Нет, моя крошка…
Девочка двинулась вперед… Вот-вот бросится чудовище и растерзает ребенка, – колотилось у всех в сердце.
Но чудовище не бросалось… И вот разгадка: перед травлею людей зверями, четвероногих гладиаторов обыкновенно несколько дней морили голодом, и потому, при выходе на арену, они жадно бросались на добычу. А у этого льва надсмотрщиком был тайный христианин, и вот он, узнав, что его узником будут травить христианскую женщину с девочкой, все время тихонько, по ночам, закармливал льва до отвалу…
Зверь был сыт по горло, и ему хотелось только веселиться, играть на свободе… Он никого не видел, кроме беленького, маленького существа, которое само шло к нему… “Играет со мной”, – подумал сытый зверь, и подобно кошке стал ползком двигаться назад… Вот-вот – сейчас ужасный прыжок… Но нет прыжка…
“Видишь, добрая кошечка играет” – шепчет Саломея.
И лев, как бы поняв ее слова, вновь начинает прыгать из стороны в сторону, точно в самом деле заигрывает с девочкой.
Потом он снова прилег и совершенно по-кошачьи стал ползти на брюхе к девочке…
“О, Всеблагий! приими с миром ее чистую душу”, – подняла к небу глаза Саломея, а потом в ужасе закрыла их, чтобы не видеть.
Лев у самых ног девочки. Та стоит как заколдованная.
Что это? Неслыханное чудо! Лев лижет маленькие ножки!
Весь амфитеатр задрожал от женских криков и рукоплесканий.
Лев, оглушенный этим громом, вскочив, глянул на скамьи и галереи, наполненные народом, которого он прежде, казалось, не заметил, – и стремительными прыжками бросился в свою тюрьму…
“Увести их! – вдруг раздался повелительный голос императора. – “Боги пощадили ребенка, а мы для него оставляем его мать…”
Читаешь строки этой повести, и мурашки пробегают по коже. А сможем ли мы быть верными Христу до конца?
Наверное, не так горим мы верой и любовью к Богу, поэтому Господь милует нас и посылает светлые, спокойные времена, когда мы можем жить церковной жизнью, не боясь за свою жизнь и жизнь близких нам людей. А в повседневной жизни быть верными Христу означает также любить ближнего, проявлять милосердие и заботу – идти по путям Господним, соблюдать Его святые заповеди.
Будем же верны в малом и тогда сможем быть верными в большом.
