Мир Вам, дорогие посетители православного сайта “Семья и Вера”!
Как легко переступить черту и стать преступником. Стоит только поддаться веянию секундного греховного желания, и можно натворить дела, которые на всю жизнь оставят глубокие раны в сердце.
Убитая птичка
Все собирались в церковь к обедне. Няня надела мне высокие сапожки с красной сафьяновой отсрочкой, чёрные бархатные шаровары и голубую шелковую рубашку. Подпоясав затем серебряным, с кистями, кушаком и засунув за него чистенький платочек, дала мне в руки маленькую шляпу с павлиньим пером и объявила, что я готов.
Видя, что остальные наши домашние далеко ещё не справились со своими нарядами, я поспешил воспользоваться благоприятной минутой и побежал через балкон и усыпанный красным песком двор в сад, где цвели в это время мои любимые тюльпаны и нарциссы.
Был светлый тёплый майский день. В воздухе гудел благовест церковных колоколов, разливавшийся повсюду. Среди этого благовестного гула ярко выделялись звонкие трели и щебетание пернатых певцов, населивших наш прекрасный сад. Пунцовые, жёлтые и пёстрые тюльпаны, сильно пригретые майским солнцем, нежно благоухали, и я, наклонившись к чашечкам цветов, в сладкой задумчивости, с наслаждением вдыхал этот столь любимый мною, тёплый аромат.
Вдруг мимо меня пролетела небольшая серенькая птичка, да так близко, что даже испугала и чуть не задела крылом, пролетела и опустилась шагах в восьми на усыпанную красным песком дорожку, извивавшуюся между цветочными клумбами. Мгновенно были забыты цветы и их сладкий аромат. Отуманенный внезапно вспыхнувшей охотничьей страстью, я схватил подвернувшийся под руку кирпичный черепок, и… через мгновение птичка лежала на песке дорожки мертвою. В восторге от меткого удара, я стремглав бросился к ней, да так и замер на месте. Передо мною лежала с разбитой головкой хорошенькая нежная птичка. Черненькие глазки её были полуоткрыты; из маленького ротика, по временам медленно ещё раскрывавшегося, выступал кровавый пузырь.
Солнце ярко светило, птицы пели, цветы благоухали, благовест волнами колебался в воздухе. Я стоял, как преступник, судорожно сжимая в руках кисти моего серебряного кушака.
«Милое, несчастное создание… Что я сделал! Может быть, у неё уже есть маленькие детки. Будут ждать свою маму».
Сбегать в угол сада, где стояла моя лопатка, вырыть под кустом орешника ямку, сорвать две ветки роз, положить на них мёртвую птичку и с нежным поцелуем опустить её в могилку − было делом двух-трёх минут.
На балконе раздавался уже голос отца, приказывавшего подавать дрожки. Сейчас позовут. Скорее, скорее насыпать над могилой маленький холмик, обровнять его лопаткой, вот так! Теперь ещё только сорвать пару нарциссов да пару тюльпанов, воткнуть, − и всё готово. Ветку душистой сирени посажу потом, когда вернёмся от обедни.
С соборной колокольни раздался трезвон. К балкону подъехали дрожки. Взглянув ещё раз на милую могилку, я бегом бросился из сада. Через несколько минут я уже усаживался между отцом и матерью на дрожки.
− Отчего это ты так бледен? Что с тобою?
− Так. Ничего.
И тайны моей никто не узнал. С тех пор прошло много-много лет, но убитая птичка с кровавым пузырём у рта, как живая, стоит у меня сейчас перед глазами.
Дмитрий Никифорович Кайгородов (1846-1924)
