Беседы с батюшкой. Болезни церковной общины

Мир Вам, дорогие посетители православного сайта “Семья и Вера”!

Церковная община — это церковное общество, состоящее из прихожан, объединенные одним храмом и возглавляемые настоятелем прихода. Казалось бы под сводами храма должно быть самое правильное и лучшее общество нашего мира.

Но вспомним слова Святейшего Патриарха Кирилла, который в одной из своих проповедей сказал, что храм является некой больницей, врачующей духовные болезни людей. Поэтому церковная община состоит не только из добрых христиан, но и вмещает в себя духовно болеющих людей, только начинающих свой спасительный путь воцерковления. Отсюда вытекают так называемые болезни церковного общества, лечить которые должен священник, настоятель прихода.

В очередной передаче “Беседы с батюшкой” телеканала “Союз”, гостем которой стал настоятель храма святого апостола Иакова Заведеева, что в Казенной слободе, и храма Воскресения Словущего в Барашах протоиерей Сергий Точеный..

заглавие, линия

Ведущий Сергей Платонов
Записала Маргарита Попова
(Расшифровка выполнена с минимальным редактированием устной речи)

Окончание, линия

– Сегодня мы с Вами выбрали очень, кажется, актуальную на сегодняшний день тему, называется она так: «Болезни церковной общины». Первый вопрос простой, наверное, но лучше как раз с него и начать. Давайте разъясним нашим телезрителям, объясним значение многих терминов, которые постоянно употребляются священниками – как в проповеди, так и в обычном разговоре. Эти термины: община, приход, соборность, приходской актив.

– На самом деле это синонимы, хотя мы понимаем, что не всякий приход является общиной. Приход – от слова «приходить», «прихожане». Но в  приходе есть также и «прохожане», «захожане». Община, конечно, подразумевает некую общность, некое общее дело, общий интерес, общение друг с другом. Не всегда это развито в приходе, к сожалению.

Соборность – тоже, наверное, некий синоним этих слов, и мы говорим о том, что должно быть что-то совместное… Как мы, по слову апостола Павла, составляем Тело Христово,  являемся разными его частями, но тем не менее Тело это одно и мы вместе составляем единое целое.

Что касается актива на приходе, то на самом деле, как бы ни казалось, что на приходе нет общины, всегда помимо администрации есть еще определенные активные прихожане. Как правило, они женского пола, преклонного возраста, у них можно узнать о здоровье любого прихожанина, как у кого обстоят дела и многое другое – и полезное, и не очень. Но тем не менее такой актив на практике всегда существует.

Протоиерей Сергий Точеный

– Есть же еще актив, который помогает, допустим, в каких-то общественных, социальных проектах…

– Такой актив должен существовать. И если мы говорим о том, что надо развивать на приходах, наверное, надо развивать именно актив в этом смысле, в положительном.

– Расскажите вообще об организации общины, как она организуется в административном плане.

– Здесь я, может быть, начал бы не об административном плане. Все же на самом деле община нужна, важна, но она не есть, скажем так, единственное и неповторимое условие спасения. Мы знаем много людей, которые спаслись вне церковной общины. Мария Египетская не была членом какой-то общины, как и многие другие. Иоанн Креститель, допустим, – к какой общине он принадлежал? Мы знаем людей, которые спаслись в совершенно негодных общинах, как Лот в Содоме и Гоморре. Можем представить, какая там была община. Тем не менее это не воспрепятствовало его спасению. Мы знаем также, что община Христовых учеников была весьма хороша, но Иуде Искариотскому это не помогло. И уж в раю-то точно ангельская община была, наверное, безупречна, но  Адам и Ева тоже этим обстоятельством не укрепились, скажем так. Поэтому, говоря об общине, нужно прежде всего сказать о том, что общину составляют конкретные люди, и каждый человек должен, приходя в общину, иметь определенный настрой. Он должен понимать, что именно он хочет получить от нее.

Безусловно, организация общины идет сверху. Не вы Меня избрали, но Я вас, – говорит Господь. Господь создает Свою Церковь, Он избирает апостолов, апостолы поставляют епископов, епископы – старейшин, пресвитеров; пресвитеры созидают общину. Но община возникает вокруг общего дела, вокруг литургии. Общее дело – это литургия прежде всего, в прямом и переносном смысле. Она собирает вокруг себя людей.

У священника, по слову отца Иоанна Кронштадтского, есть четыре аспекта служения, и первое и главное его делание – это ходатайство за народ Божий. Священник – ходатай за людей, как Моисей. Это ходатайство выражается в служении литургии, потому что молитва и предстательство перед Богом осуществляются на Божественной литургии. Второе служение, по слову отца Иоанна Кронштадтского, – это возрождение душ человеческих через таинства – крещения, покаяния и другие, которые совершаются в храме Божием. Третье служение – служение в слове, служение проповедника – также возрождение душ человеческих через проповедь. И четвертое – мы бы сейчас назвали его социальным служением – дела милосердия.

Глядя на отца Иоанна Кронштадтского взглядом внешнего, светского человека, наверное, люди сказали бы, что он только этим и занимался, только социальным служением. Но тем ценнее нам слышать его мнение о том, каково действительно должно быть служение священника. Отсюда и служение храма, служение прихода, общины, если хотите. Также прежде всего должна быть литургия как основа, предстояние пред Богом, совершение таинств, проповедь, беседы с прихожанами, индивидуальные и общие. Даже, наверное, это важнее, чем проповедь, потому что проповедь – это как лекции в институте, а беседы – как семинары, где есть обратная связь, есть возможность людям задавать какие-то вопросы, интересоваться, где есть возможность у пастыря задать вопрос к пастве, всё ли они поняли. На проповеди это будет неуместно, а на беседе вполне нормально, если пастырь спросит, есть ли какие-то вопросы или недоумения. Потому что когда преподаватель не слышит вопросов, он всегда говорит: или все понятно, или ничего не понятно. Все понятно не может быть, поэтому когда нет вопросов, значит ничего не понятно.

Социальное служение, безусловно, многогранно. Это и раздача одежды, как у нас в приходе, допустим, или посещение больниц, тюрем, есть тюремное служение и много других вещей, важных, нужных, полезных. И все это, безусловно, должно консолидировать общину и направлять людей на совместное общее дело. Но без литургии, конечно, все это будет основано на песке, потому что у нас было много примеров… И мы лет десять назад пытались как-то объединить людей, молодежь, детей через какие-то кружки, группы. Все это закончилось тем, что люди приходили, общались – и с нами, и друг с другом и считали, что они как бы ходят в церковь. Но когда мы начали мягко говорить о том, что надо и на литургию приходить, молиться, что-то еще, все это дело рассыпалось. Потому что приходить в кружок (театральный, рисования, по интересам) – это одно настроение, а подвизаться, для того чтобы спасти свою душу, – это другое настроение.

Церковь все-таки создана Христом Спасителем для одной-единственной цели – для спасения души от греха, проклятия и смерти. Когда человек с этой целью приходит в Церковь, то у него одно расположение в душе. Когда он приходит научиться рисованию или каким-то другим вещам, у него другое расположение. Как выяснилось, эти расположения диаметрально противоположны и подчас практически несовместимы. Поэтому мы все равно опытным путем пришли к тому, что надо развивать какую-то околоцерковную деятельность, и, безусловно, нельзя превращаться в какое-то гетто, замкнутую систему, надо стараться быть максимально открытыми для мира. Но тем не менее в основе любой нашей деятельности должна быть Божественная литургия.

– Еще в начале девяностых ректор Московской духовной академии владыка Александр говорил: у студента три дороги – храм, преподобный (то есть в Троицком соборе) и аудитория. Может, кто-то вспомнит эти слова. Я лично их не слышал, мне рассказывали те, кто учился в эти времена. Получается, центром нашей жизни, церковной общины должен быть храм, а не церковный дом, где вкусно накормят (хоть это и очень важно) и при этом еще чему-то научат…

– Я бы не стал, может быть, так сильно упрощать и слишком сильно зацикливаться на том, что должен быть только храм. Храм должен быть в основе. Он должен быть фундаментом той нашей деятельности, и молитва должна быть основой нашей жизни. Но зацикливаться только на этом я бы не стал. Здесь, наверное, есть противопоставление смирения и гордости. К сожалению. Хотя каждый человек создан по образу и подобию Божию… И преподобный Макарий Великий говорил, что не видел ни на небе, ни на земле ничего прекраснее души человеческой. Царствие Божие воистину внутри нас, и нет смысла его искать где-то снаружи.

Но тем не менее, к сожалению, этот образ затемнен, поврежден. Эта поврежденность природы, которую преподобный Макарий называл гордостью, не исчезает до самой смерти человека. Она пребывает в нем до последнего издыхания, эта язва, нанесенная праотцем Адамом роду человеческому. Кроме этой поврежденности, есть еще масса наследственных, скажем так, страстей, так называемых родовых грехов, а к ним еще каждый присовокупляет какие-то свои личные беды и несчастья, проступки и грехи. Поэтому человек настолько находится обычно в помраченном состоянии, что не видит своих грехов. Как писал святитель Игнатий, весь мир находится в прелести, но величайшая прелесть – считать, что ты не в прелести.

Человек приходит в этом состоянии в Церковь. Приводится обычно каким-то несчастьем, как правило. И конечно, принять его, согреть его душу каким-то попечением, ласковым словом, предложить ему участие в церковной жизни будет правильно и хорошо. Но неправильно будет, если сам человек начнет думать о себе, что, дескать, Церковь в нем нуждается и он делает ей одолжение даже своим присутствием. Вот, я пришел, вы за мной побегайте, поуговаривайте, а я еще подумаю, приходить в церковь или нет. То есть получается, что человек отпал от Бога, был изгнан из рая, но Господь Милосердный тем не менее создает Свою Церковь, насаждает вновь посреди земли рай – это храм Божий, в раю – древо жизни, то есть Причастие Тела и Крови Христовых, призывает всех на этот духовный пир, а люди говорят как в притче: я женился, или волов купил, или землю, имей мя отречена. Поэтому в этой гордости, к сожалению, человек подчас неадекватно воспринимает все, что с ним происходит.

Для того чтобы благодать Божия начала действовать в человеке, он должен прийти в некую степень смирения. Бог гордым противится, смиренным дает благодать. Если человек где-то смиряется, то в нем начинает действие Дух Божественный, который, по слову Христа Спасителя (Дух, Который наставит вас на всякую истину), потихоньку начинает открывать ему глаза. Но это происходит через смирение, через послушание, отсечение своей воли. Если человек не готов отсекать свою волю, то Бог не будет пребывать в таком месте и в таком ракурсе. Мы это понимаем. Поэтому что бы мы такому человеку ни делали, как бы перед ним ни плясали, простите за выражение, он благодати не получает. Он приходит в храм, мы ему говорим: давайте мы вас научим рисовать, петь, еще чему-то. Он с удовольствием готов это принимать до той поры, пока ему не говорят, что надо в какой-то момент от чего-то отказываться. К этому он не готов. Ему говорят: приходите причащаться. Он: да, с удовольствием. Но для этого надо попоститься, помолиться, на исповедь прийти, покаяться. «О, нет, к этому я не готов».

– Суточный круг пройти.

– Ну, это уж совсем жестоко.

– Вы говорили об общении, которое не должно превращаться в гетто, какую-то закрытую организацию. Но зачастую мы видим, что общины достаточно закрыты. Как Вы думаете, почему это происходит? Еще один момент: это проблема общины или человека, который приходит и видит перед собой такую картину? Может быть, это происходит по гордости, по каким-то личным убеждениям?

– Объективно говоря, такая проблема есть, и мне трудно сказать, в чем причина такой закрытости в каждом конкретном случае. Надеюсь, что она есть и что она уважительная. Хотя представляется, проблема в том, что люди собрались вокруг своего пастыря и им хорошо. Они себя комфортно чувствуют, друг за другом ухаживают, друг друга давно знают, и приход человека незнакомого не очень их радует и вдохновляет. Даже если от него и будет какой-то прок для общины, если такое предположить, они, может быть, не всегда готовы вкладываться в это. Все равно надо оказать человеку какой-то прием, познакомиться с ним, то есть надо напрягаться.

Такое тоже может быть, что люди, приходя, хотят получать – от Церкви, от Бога. Не материальные блага, духовные. То есть человек ходит в Церковь, чтобы получить – исповедь, Причастие, еще что-то. И попробуй не дать ему, отказать в исповеди, в Причастии. Пусть он даже действительно не подходит по каким-то критериям и по канонам его нельзя допускать. Тем не менее это всегда, скажем так, приводит к каким-то результатам, но иногда бывает, что люди этого не понимают. Вот я пришел получить, а меня не отоварили. Услугу мне не оказали. Некоторые люди даже в суд подают.

– Но ведь по каким-то причинам это происходит.

– Причина бывает. Надеюсь, что она объективна. Еще раз: если мы говорим не о конкретном приходе, общине, а в целом о таком явлении, то оно, наверное, где-то и бывает. Но причина может быть и в самом человеке. Сам человек, приходя и ожидая получить что-то и не получив этого, начинает возмущаться: как так, вы здесь стоите, молитесь… Ну представьте: идет богослужение, литургия, Евхаристический канон, допустим, и кто-то зашел в храм,  ему действительно что-то надо. А люди стоят, молятся, в некоторых монастырях и храмах в этот момент даже закрывают двери и не пускают людей.

А человек может этого не понять: вы здесь закопались, закрылись, меня не пускаете. А почему храм был закрыт? Потом пишут Патриарху письмо: «Я пришел в такой-то храм, написано, что он работает с 8 часов, я пришел в половине десятого, а двери были закрыты. Я стучался-стучался, а там стоял какой-то детина и не пускал меня». А просто был Евхаристический канон. Такое бывает, наверное, и все может быть. Здесь трудно сказать, надо закрывать двери или не надо в этот момент. Надо человеку оказать какую-то помощь, если он пришел и начинает громко разговаривать: продайте мне что-то или дайте, я вот хочу срочно исповедоваться, а священник в этот момент совершает литургию. Этот конфликт всегда был, есть и будет – между тем, что происходит в Церкви, и тем, что мы все же должны быть открыты для диалога, для внешнего мира.

– Если случаются такие ситуации, когда человек приходит и по какой-то причине, выходя из храма,  дает себе установку, что он больше никогда не только в этот храм, но и вообще в любой храм не войдет…

– Знаете, наверное, у человека все хорошо. Потому что когда человек ощущает себя здоровым, он в больницу не пойдет.

– Он может пойти в другую больницу – к буддистам, протестантам, грубо говоря.

– Я согласен здесь с тем, что мы, может быть, уступаем некоторым протестантским деноминациям в том, что так, как они, плясать и петь мы не можем.

– Кстати, у них двадцать одно направление по работе с молодежью! И все работают.

– Слава Богу, у нас молодежи уделяется внимание. Сейчас особенно, я имею в виду даже не наш приход, а в принципе в Церкви сейчас активно развивается это направление.

– Мы только учимся этому.

– Дай Бог, чтобы это и дальше продолжало развиваться. Наверное, это будет правильно. Но тем не менее здесь тоже надо понимать, что мы должны приводить молодежь не к  развлечению, не к тому, чтобы как-то забавлять их. Наверное, молодежь тоже ждет от нас, что мы поведем ее к чему-то большему, чем просто к песням и пляскам каким-то. Наши ребята с удовольствием ездят в детские дома, больницы, посещают престарелых прихожан. Недавно у нас скончался прихожанин Алексей Порфирьевич на сто первом году жизни. Ребята посещали его и в этом году на Пасху, и в прошлом, ходили поздравляли. Надо отдать должное, что он только последние года два не ходил в храм, а до этого был на каждом богослужении как штык, чем посрамлял многих молодых, которые ленились.

– Это старейший прихожанин вашего храма?

– Да. Этот столетний старец был немым укором, всегда стоял на богослужении.

– Вы говорите: «нас». Вы имеете в виду священство, которое стоит в алтаре, или всю полноту прихода?

– Я не отделяю священство от прихожан. Я не считаю, что это какая-то отдельная часть Церкви.

– Я это к чему хотел сказать. Мы часто сваливаем все церковные проблемы на священников. Но ведь, опять же, молодой человек, девушка, приходя в храм, видят толпу людей. Неважно, сколько там человек. Наверное, ответственность еще лежит на людях, которые находятся в храме, не только на священнике. Он зачастую один, а людей много. Может быть, это еще и проблема общины? Кого-то отталкивают, и об этом мало кто задумывается.

– Так не бывает, все же кому много дано, с того много и спросится. Священнику, конечно, дано больше, чем остальным.

– Безусловно.

– И он, несомненно, должен нести всю полноту ответственности за все, что происходит в его приходе. Не бывает такого, чтобы прихожане или община не имели никакой связи со священником и чтобы он не имел на них влияния. Такого не бывает. Есть довольно грубая, но правдивая поговорка: каков поп, таков и приход. Она, может быть, неблагозвучна, но отражает существующую реальность. А если кто-то скажет, что священник не имеет положительного влияния на прихожан, это уже беда священника. Не скажу, что вина,  никто меня не поставил судить. Наверное, это беда такого священника, можно ему посочувствовать.

– Что Вы можете сказать о таком явлении, как эгоизм в церковной общине?

– Ну, это то же самое, та же замкнутость на себе, на своих проблемах. Я помню, как молодым человеком пришел в храм. Мне тогда казалось, что все, кто там находится, должны быть святыми людьми. Все – от того, кто стоит за свечным ящиком, до настоятеля, конечно. Меня быстро отрезвила ситуация, когда через неделю после меня пришел еще один человек и начал такие же требования предъявлять ко мне. Я вначале возмутился внутренне: ко мне-то чего, я здесь всего неделю, а потом подумал: а с чего я решил? Я, придя, не спрашивал, кто здесь неделю, кто месяц, кто год. Я просто сразу как бы внутренне (не внешне, внешнего выражения это не имело) ждал, что каждый из них должен быть просто эталоном святости. А через какое-то время, очень быстро, Господь меня смирил, и я понял, что это путь. Мы все здесь пришли в лечебницу, все лечимся, нуждаемся в помощи, в том числе во взаимопомощи. В больнице люди не судят друг друга за то, что больны, а помогают друг другу, сочувствуют и стараются как-то поддерживать.

– Так же должно быть и в церковном общении?

– Так же и в общении. Да, наверное, не должно быть этого эгоизма и чрезмерно жесткой требовательности к другим. А может быть, к себе надо быть построже, пожестче. Но люди к этому не всегда готовы. Почему, собственно, и община не всегда получается на приходе. Люди приходят в храм, они могут ходить каждое воскресенье, стоять рядом друг с другом и не знать, как кого зовут, что это за человек. Я уж не говорю о том, какие у него проблемы, чем ему можно помочь. Они приходят, отстаивают свое и благополучно уходят. И любые попытки их как-то активировать и вовлечь в церковную жизнь наталкиваются на каменную стену непонимания: я прихожу, что вам еще от меня надо?

– Жертвую, свечки ставлю…

– Они всё могут делать как положено. И совесть их, наверное, совершенно чиста. С другой стороны, почему мы говорим, что Мария Египетская не была в общине, Серафим Саровский приходил в монастырь, причащался, уходил в свою пустыньку и достигал вершин святости? Может быть, это тоже путь, у каждого свой путь. Общинная жизнь нужна, но кто-то выбирает путь безмолвия. Единственное, что святые отцы предостерегали от этого.

Помните, как будущий старец Варсонофий, когда пришел в Оптину пустынь, стал отцу Анатолию говорить, что ему хочется безмолвия. Отец Анатолий ответил: «Ну что же Вы, и в баню ходить не будете?» – «Не буду». – «Ну как же, в баню ходить не будете?» И тут отец Варсонофий говорит: я понял, что он говорит о чем-то другом. «А что Вы имеете в виду?» Отец Анатолий ответил: «Ну, Вы в пустыньке будете находиться, страсти будут внутри Вас пребывать в покое, и Вам будет казаться, что их уже и нет. А братья как начнут Вас чистить, тут они все и повылазят».

Поэтому, конечно, необходимо пребывать в общении в том числе и для того, чтобы выявлялись наши внутренние страсти… Как говорил отец Амвросий Оптинский: люди подобны камешкам. Собрать камешки – они все с острыми краями. А если их положить в мешочек, потрясти, они друг об друга сглаживаются. Так Господь нас вместе потряхивает, и мы потихоньку становимся более покладистыми. Общинная жизнь научает многому, прежде всего немощи.

– Так можно мотивировать друг друга бороться с чем-то.

– Несомненно. Она предоставляет нам возможности для того, чтобы осуждать тех, кто нерадиво живет, для того чтобы впадать в уныние от того, что у кого-то лучше получается, чем у меня, и так далее. Впадая в уныние или в осуждение, мы видим свою немощь и видим, что нам еще есть над чем работать.

– Недавно встретил в Интернете статью,  там был такой заголовок одной из глав: «Священник  как бренд». Действительно, есть такая проблема. Некоторые люди очень сильно привязываются к тому или иному батюшке, который, может быть, часто выступает на радио, телевидении  либо у него очень много духовных чад. И других люди никак не признают – только он, и все. Это правильно? В чем проблема таких людей?

– В целом-то это неправильно, потому что Церковь христоцентрична; неправильно, когда так происходит. Я не хочу сказать ничего плохого про этих батюшек. Вокруг отца Иоанна Кронштадтского тоже возникала даже секта иоаннитов, если помним. Он с этим боролся, противодействовал, но это не вина этих батюшек, это их подчас и трагедия, потому что горе тому пастырю, кто приводит людей не ко Христу, а к себе. С этим надо бороться. Отец Иоанн Кронштадтский, например, утешал людей, приходивших к нему с какой-то бедой, и всячески старался их как-то поддержать, но советовал причаститься, а для исповеди отправлял к очередному священнику.

Это, наверное, правильно в каком-то смысле, чтобы человек привыкал, что таинство совершается не только через отца Иоанна Кронштадтского, который, несомненно, величайший святой (не только нашей Церкви, но и всех времен и народов, если можно так сказать), но и через, простите за выражение, «простых» клириков Андреевского собора, которые служили вместе с ним. Наверное, надо постараться соблюдать золотую середину и не зацикливать на себе внимание своей паствы, иначе бывают такие трагедии, когда люди ходят в церковь, пока человек жив, потом он умирает… К сожалению, я знаю реальных людей, которые просто перестали ходить в церковь. Когда их спрашиваешь почему, отвечают: ну как же, батюшка умер, а больше-то не к кому ходить. И это тоже трагедия. А батюшка был хороший, я свидетельствую, что он действительно был выдающийся духовник.

– Как поступать человеку, чтобы чувствовать себя нужным в храме, общине?

– Наверное, надо отвергнуть этот инфантилизм, потребительство. В какой-то момент человек должен вырасти. Если поначалу человек приходит с какой-то болью, трагедией и ожидает, что его утешат, подуют на его ушибленный пальчик и погладят по головке, – это нормально. Для ребенка это нормально. Но ребенок, остающийся ребенком до старости, – это ненормально. В какой-то момент человек должен понять слова Христа Спасителя и принять их: блаженнее давать, нежели получать. Наверное, у него есть какие-то внутренние таланты кроме способности потреблять духовные и материальные блага; есть какие-то способности, таланты, которые дал ему Господь. И наверное, должно быть желание реализовать эти таланты, чем-то послужить для Матери Церкви, для той общины, которая его пригрела, подула на пальчик, погладила по головке. В чем-то надо когда-то и вырасти и отдать долг. Ребенок вырастает и отдает долг своим родителям, так, наверное, должен отдать долг и тот человек.

– А как вообще человек может себя реализовать в этой общине?

– Наверное, он должен именно так и реализовать – вырастая потихоньку, начиная помогать… Может быть, он боится подойти к кому-то и сказать, что хочет помочь. Такое тоже бывает. Но помолиться, поблагодарить Бога за общину… Мы говорим: предстояние пред Богом, ходатайство пред Богом. Ведь это не только может и должен делать священник – каждый человек. Встает он на молитву – на утреннем правиле, на вечернем, – вспоминает ли он своих начальников, наставников, благодетелей? Считает ли, что надо помолиться и за родителей, и за церковь, в которую он ходит? Наверное, с этого надо начинать. То есть он каким-то образом, может быть, сможет иметь благодарность?

Гордость считает себя достойной всех благ небесных и земных. Это тот случай, когда стакан всегда наполовину пуст. Гордого и в рай посади, он там всем недоволен будет. А смирение, наоборот, посчитает себя недостойным неба и земли и «сия привременныя жизни». И когда получает что-то, то благодарит и Бога, и того человека, через которого это было получено… И это есть путь к реализации. Такой человек всегда востребован. Заметьте: нам всегда приятнее общаться с кротким и смиренным человеком. Если же человек приходит и говорит, что хочет помочь, а в нем столько пафоса (он вынесет ведро или протрет подоконник тряпочкой, но требует, чтобы ему в ноги кланялись за это и благодарили) – с таким человеком уже дальше общаться не хочется. И это ставит ему внутреннее препятствие для реализации. Я считаю, что основное препятствие все же внутреннее, если резюмировать этот ответ.

– Мы говорим, что у каждого человека свой подвиг. Кто-то может спасаться в одиночестве, но все равно большинство людей у нас составляют как раз эти церковные общины. Молитва в общине отличается от молитвы, которую человек может возносить Богу дома перед святыми образами, индивидуально?

– Они не противопоставляются друг другу. Келейная молитва и молитва соборная дополняют друг друга, но всегда считалось, что соборная молитва превосходнее, несомненно, чем келейная. Когда человек молится один, это не идет в сравнение с тем, когда двое или трое собраны во имя Христово и Христос посреди них. Ко всему прочему, если уж речь идет о молитве, я хотел бы вспомнить одну, скажем так, ситуацию, произошедшую с отцом Иоанном Кронштадтским. Как-то к нему приехал один батюшка и сказал, что ему тяжело молиться, что молитва плохо идет. Тогда отец Иоанн дал ему такой совет: «Ты плохо молишься, потому что молишься за себя. Попробуй молиться за других и увидишь, как твоя молитва полетит к Престолу Божиему». Эта жертвенность привлекает благодать Божию, привлекает Бога.

А самость, эгоизм, конечно, затворяют действие благодати, человек закрывает себя от того, чтобы его жизнь каким-то образом шла по правильному пути, скажем так. К сожалению (а может быть, и к счастью), сейчас, если говорить об общинах в нашем первопрестольном граде, уже нет приходской территориальной привязанности, а есть свободное посещение: независимо от того, где прихожане живут, они могут ездить, можно сказать, по всей Москве и искать себе духовника. Но не всегда это бывает полезно. Потому что здесь сбываются слова апостола Павла, что последние времена будут выбирать себе учителей, которые льстили бы слуху. Поэтому выбирают не там, где может оказаться польза для души, а там, где хорошо хор поет или дьякон громко служит, или где батюшка проповеди хорошие говорит, или народ ласковый. То есть где можно получить себе какое-то утешение. Поэтому и хор должен хорошо петь, и дьякон красиво служить, и проповеди должны быть, и беседы…

Но все это не может заменить главного: человек приходит, чтобы исцелить свою душу от гордости, сребролюбия, сластолюбия и от всех их дочек, внучек и прочих страстей. А это без скорбей не бывает. Бог вождя спасения нашего совершил через страдания, говорит апостол Павел. То есть природа человека восстанавливается, доводится до совершенства через страдания. Поэтому без самоотвержения, каких-то скорбей, к сожалению, душа не может очиститься. И в принципе, мы готовы на скорби, все готовы на скорби, и люди неверующие тоже готовы на скорби. Потому что когда у человека болит зуб, он говорит в первую ночь, что никуда не пойдет, и на вторую ночь не идет, а на третью уже бежит к врачу. Так же, когда человек говорит, что ему Церковь не нужна (или другие вещи: там у вас попы на «мерседесах» или бабушки злые), – значит пока ничего не болит. Потому что когда заболит, то человек уже не смотрит, что в стоматологии в туалете отвалилась плитка или медсестра какая-то неласковая и доктор не очень симпатичный – лишь бы вылечили… Конечно, и плитка должна быть на месте, и сестры ласковые…

– И врач красивый.

– Да, и все остальное, но тем не менее главное, чтобы лечить умели. Все-таки главное искусство Церкви в том, что она всегда могла производить Сергиев Радонежских, Иоаннов Кронштадтских, Серафимов Саровских и так далее. То есть она может производить святых людей. Эти люди ходили в такие же храмы и имели все те же возможности, которые есть у каждого из нас. Может быть, в храме, куда ходил преподобный Серафим Саровский, тоже были и не очень ласковые бабушки, но это не помешало ему стать тем, кем он стал.

– Помимо того что врачи должны быть хорошие, еще и пациент должен стараться лечиться, потому что мы не сможем только за счет врачей вылечиться полностью.

– Ну да, он должен смотреть не на внешнее, а на внутреннее, и в том числе на внутреннее свое, то есть должен выполнять рекомендации врачей.

Когда лет семь-восемь назад мне пришлось лечь в больницу с некоторыми болезнями, там был очень хороший доктор. Он был очень крупного телосложения, намного крупнее меня. Он мне потом говорит: батюшка, вам надо бы немножко похудеть, вес скинуть. Я тоже мог бы так сказать: знаешь, кто бы говорил. Но я так не стал думать, я отнесся к нему не как к человеку – «врачу, исцелися сам», а как к врачу. Послушал рекомендацию, немножко похудел, отчего чувствую себя прекрасно. Дай Бог ему здоровья, молюсь за него и желаю ему того же.

А в нашей жизни часто именно так и происходит, что люди не хотят слушать суть рекомендаций священника, а начинают смотреть на то, как он делает, как остальные прихожане делают. Помните, апостол Петр спросил: а сей же что?  И Господь ему ответил: аще хощу, да той пребывает,  дондеже прииду, что к тебе, ты по Мне гряди. То есть надо смотреть не на других людей, как у них. Все болезни, в принципе, одинаковые, грехи все одинаковые, но у каждого свой набор, свой букет болезней. Почему некоторые старцы категорически запрещали духовным чадам делиться тем, что им было сказано.

Есть книга «Отец Арсений», достаточно известная, про подвижника ХХ века. Там есть воспоминания его духовных чад. Одна из них пишет: «Я не знаю, что он говорил другим, потому что он запрещал нам это». У каждого своя болезнь, свой рецепт, каждого человека Господь ведет своим путем… Человек приходит домой, начинает тянуть в этот храм, говоря: пойдемте, мне там стало хорошо. А люди, может быть, ходят в другой, им там хорошо. Они говорят: а зачем нам-то идти, допустим, к терапевту, нам к стоматологу надо. То есть у каждого своя болезнь и свой способ лечения. А люди под одну гребеночку: если здесь мне помогло, значит всем поможет. Может быть, и так. А может быть, и нет. Господь ведет каждого своим особым путем. Все-таки Господь – создатель общины, создатель прихода. Задали вопрос, как создается община, приход. Они создаются Богом. Никто не приходит ко Мне, если Отец Небесный не привлечет его. Бесполезно человека затаскивать крючьями, сетями или еще чем-то. Если Отец Небесный не привлечет его ко Христу Спасителю, то наши усилия будут тщетны, ничем не окончатся. Но мы должны прилагать усилия тем не менее.

– Не только батюшки, но и все.

– Все должны прилагать усилия, потому что в этом и есть смысл общины. Хоть мы и говорим, что община – одно из средств спасения, тем не менее это средство, данное нам Богом, весьма эффективное и очень, скажем так, необходимое. Поэтому будем все стараться созидать на своих приходах общины, которые содействуют спасению всех не только в них участвующих, но и всех людей, как Господь и желает – всем спастись и в разум истины прийти.

Окончание, линия

Что такое церковь, храм, приход, монастырь?

Беседы с батюшкой. История родного храма

На главную страницу сайта - Семья и Вера