– Очень многие в современном обществе воспринимают Церковь как субъект сферы услуг. В чем причина такого потребительского отношения к Церкви?
– Это проблематика современного общества вообще. В нашей российской действительности, к сожалению, Церковь всегда была камнем преткновения, потому что очень сильны языческие корни, – отвечает священник Александр Асонов. – Это моя точка зрения.
Наша Церковь была всегда в сложном положении в отличие от других Поместных Церквей, потому что все этносы, которые перемешиваются между собой на территории государства, что мы называем красивым именем Россия, по-разному относились к христианству и раньше. Это понятно для тех, кто изучал историю; когда-то Церковь была частью Константинопольского Патриархата Греческой Поместной Церкви. Где-то вдалеке существовала какая-то митрополия, и только потом уже (благодаря политике государей, правителей, Годунова) Церковь приобретает свою так называемую автокефалию, о которой так много разговоров в последнее время.
И во все времена очень сложно складывались взаимоотношения между народами, проживающими на территории России, и Церковью, в данном случае Поместной Православной христианской Церковью. И сейчас тоже нелегко складываются. Видимо, такая судьба и у христиан в этом государстве, и у народов, которые здесь проживают. Все не просто так, все имеет свои корни. У каждого социального события есть определенные предпосылки.
Совершенно иначе обстоит дело в других Поместных Церквах. Например, много ли священнослужителей на улицах нашего города (в данном случае Санкт-Петербурга) вы наблюдаете? Этот пресловутый клерикализм так сильно виден у нас на Невском проспекте? Прямо табунами ходят? Я думаю, можно сказать: нет, не видим. А они есть. Так вот, почему они без подрясников ходят? Нет, кто-то ходит смело в подряснике. Во-первых, не всегда удобно в нем ходить, мы проживаем еще в таком климате, когда это не так удобно. Но это определенная психологическая ситуация для людей, потому что такова русская культура, потому что будут оглядываться, смотреть как на клоуна-придурка.
Я приезжаю в Грецию – везде хожу в подряснике, никто не оборачивается. Зайду в любой ресторанчик, закажу бокал вина, никто не будет сидеть с телефоном и фотографировать: поп пришел, пьянствует, бокал вина пьет. Никому в голову это не придет. Это в Греции. Все будет нормально, престижно, все будет хорошо, и у меня не возникнет психологических сложностей с этими людьми.
Почему у нас духовенство не очень любит все это афишировать? Я их понимаю, они не хотят вызывать антагонизм в обществе. И так постоянно вопросы возникают, еще и здесь вызывать у кого-то раздражение? А общество постоянно готово к раздражению, причем по мелочам, а здесь тем более как красная тряпка для быка.
Я бы с удовольствием ходил везде в подряснике, но чувствую, что общество к этому не готово. И в 90-е годы, когда все в храмы пошли, оно тоже было не готово, там другая ситуация была. Это культура данного народа, обстоятельства. Для нас это такое испытание, наш христианский крест. Это я просто такие яркие примеры привел.
То же самое, если я в Европу приеду и буду там идти в подряснике: тоже будут оглядываться. Но там уже оголтелый антицерковный настрой, там католическое духовенство может смеяться над католическим духовенством, которое просто рубашки с воротником надевает. Какой-нибудь католический священник такому же священнику говорит в какой-нибудь просвещенной Германии: «Да что ты выпендриваешься? Ходи как все. Дурью маешься. Кому это нужно?»
Это истории, которые были в реальности, я сейчас ничего не придумываю. Я слышал это из уст людей, которые имеют отношение к Католической Церкви. Это вообще вызывает очень много вопросов, но это говорит об определенном противлении христианству вообще. А Церковь воспринимается в данном случае как видимый враг.
Есть, правда, у людей такая тенденция утверждать, что христианство существует отдельно от Церкви. Церковь – это патриархи, митрополиты, «эти жирные попы» на «Мерседесах». Господи, как уже надоело; одни и те же шаблоны – ну не устали люди кушать всю эту кашу? Это же просто бред какой-то.
Я недавно в «Фейсбуке» выложил воспоминание: у меня случилась такая ситуация, что после отпевания на кладбище я разговорился с людьми. И я видел, что люди, в общем-то, нецерковные, я для них был исполнителем ритуала в данном случае. Они просто заказали отпевание, потому что есть традиция, должен быть батюшка. Но я разговорился с людьми, и мы коснулись вопроса содержания духовенства. Они были очень удивлены, когда узнали, что как таковых зарплат, которые выделяет организация, у духовенства никогда не было и нет.
Я не стал им объяснять, что Синодальный период закончился, что мы не в Финляндии и не в Швеции живем, где у каждого урожденного лютеранина один процент зарплаты на автомате сразу отчисляется в виде церковного налога. Кстати, в Греции тоже из бюджета выплачиваются зарплаты, там пенсионный фонд и прочее. У нас духовенство самое социально незащищенное (вообще все религиозные деятели). Потому что у нас Церковь отделена от государства, школа – от Церкви, это все прописано в Конституции, и невозможно ничего по этому поводу сделать, да и не сделается никогда.
В данном случае, конечно, мы отстаем от просвещенных государств Европы, где принципиально у всех отчисляется один процент от зарплаты. Сколько у нас урожденных православных граждан? Два-три процента ходит в храм – не важно; социальные опросы составили. Один процент отчислили бы – вам что, жалко? Вы представляете, какие это доходы? Но у нас же, понимаете, «все жируют» и Церковь «узурпацией» занимается, она «плохая и ничтожная».
И вот я на кладбище об этом разговариваю с людьми: что духовенство не имеет содержания, что содержание духовенства – это в основном подаяние (по сути, люди живут с протянутой рукой). Пожертвуют – хорошо, не пожертвуют – а что делать? Конечно, в лавке свечки продаются, но это и есть основной доход.
Я не говорю за всех. Говорю о том, что знаю как заведующий канцелярией епархии, как ответственный за связи с общественностью, как настоятель прихода разрушенного храма, который продолжает рушиться – и никому дела нет. Это исторический памятник, его поддерживают люди, прихожане, которые душу вкладывают в это. И нет никаких дотаций. Не надо летать в облаках; никого не интересует, чем живет священнослужитель. И если с ним что-то случится, кто будет платить за его лечение? Тот же Мудьюгин умер в страшных условиях, чуть ли не в коммуналке, а он архиерей Русской Православной Церкви. Времена такие были. А сейчас что – они лучше? Я к чему это все рассказываю? Потребительское отношение. И вот люди меня пригласили, говорят: «Да ну, Вы что! Неужели никто не поддерживает?» Я говорю: «А кому это нужно? У нас не та система, у нас по Конституции запрещено меня поддерживать, платить нормальную зарплату». Вот пожертвуют люди – я как настоятель что-то получу; и духовенство, которое со мной служит, тоже что-то получит. Не пожертвуют – будем как-то выживать. Это не какой-то яркий пример, подвиг – ничего подобного, это просто жизнь, но люди об этом не знают. И удивляются.
Знаете, что я услышал в ответ? Эти люди, которые меня пригласили, которые ассоциируют себя с христианами, с церковными людьми, говорят: «Глянь, Церковь о своих священниках не думает». Понимаете, как они воспринимают? Что есть где-то священники, а есть инопланетный корабль, на котором сидит какая-то организация, вот она-то и есть та самая «подлая» Церковь, а они к ней никакого отношения не имеют. И я тоже нахожусь в порабощении.
Кстати, очень «хорошая» сейчас парадигма вырисовывается: что вот архиереи – узурпаторская власть… Я вас умоляю, не те времена. Какая узурпаторская власть? Как архиерей может повлиять на священнослужителя? Говорят: запрет наложить. Хорошо, он скажет: да налагайте запрет, я всю жизнь служил практически бесплатно, сейчас буду просто молиться. Для человека, у которого есть голова, руки и ноги, ничего не изменится. Изменится для того, который только кадилом умеет махать, а больше ничего не умеет. Так, может быть, ему и полезно в запрете побыть. Я иногда говорю: «Отцы, на вас пахать надо. Идите работать, если вам не хватает. Почему остальные находят в себе силы, а кто-то считает, что за красивые глаза должно быть что-то?»
…И эти люди, которые со мной на кладбище общались, должны понимать, что когда они говорят, что Церковь не думает о своих священниках, – это они к себе адресуют и ко мне. Потому что Церковь – это мы с вами.
