В этот день 11 октября 1894 октября родился русский писатель Борис Андреевич Пильняк. В опале он оказался из-за повести, в которой косвенно обвинял Сталина в убийстве Михаила Фрунзе.
Творческая судьба Бориса Пильняка
Иосиф Сталин соцпропаганде придавал особое значение. Он лично попросил заместителя отдела агитации собрать информацию о писателях – кому можно доверять, кому нет. Пильняк вместе с Серапионовыми братьями и Михаилом Зощенко попал в список «колеблющихся, политически не оформленных» авторов.
Хотя поначалу творческая судьба Пильняка складывалась довольно успешно. Молодой автор печатался и активно путешествовал по миру. О чем прямо говорят названия его произведений: «О’кэй – американский роман», «Китайский дневник», «Корни японского солнца». Но свобода продлилась недолго. С 1929 года несанкционированный отъезд за границу для советских граждан был объявлен уголовным преступлением.
«Иосиф Виссарионович, даю Вам честное слово всей моей писательской судьбы, что, если Вы мне поможете выехать за границу и работать, я сторицей отработаю Ваше доверие. Я могу поехать за границу только лишь революционным писателем. Я напишу нужную вещь… Я должен говорить о моих ошибках. Их было много… Последней моей ошибкой было напечатание «Красного дерева».
Конфликт Пильняка с властью
С таким письмом Пильняк обратился лично к Сталину. Уставший от травли прозаик решил даже унизиться, лишь бы остаться в живых. Хотя конфликт между ним и властью начался задолго до выхода «Красного дерева» – после публикации «Повести непогашенной луны». Она находилась в продаже всего два дня. После этого произведение было изъято полностью, даже у читателей. Сюжет, рассказывавший об оперируемом командарме Гаврилове, был объявлен крамольным, ведь его персонажи напоминали двух других реальных «товарищей» – партийного деятеля Михаила Фрунзе, от которого, по слухам, и избавились в больнице, и Иосифа Сталина. Не помогло и то, что сам автор еще в предисловии к повести открестился от реальных совпадений:
«Лично я Фрунзе почти не знал, едва был знаком с ним, видел его раза два. Действительных подробностей его смерти я не знаю, – и они для меня не очень существенны, ибо целью моего рассказа никак не являлся репортаж о смерти наркомвоена».
Но Сталин, обозначенный в книге, как «негорбящийся человек в доме номер первый», считал иначе. С момента публикации «луны» имя Пильняка попало в «черный список». А после «Красного дерева» ситуация обострилась с новой силой. Повесть, рассказывавшая о юродивых и несчастных горожанах, торговавших старинными вещами, чтобы выжить, была совсем не нужна. Пильняк был объявлен «враждебным агентом в рядах советских литераторов» и «антисоветчиком». Со страниц газет начали бороться с таким явлением, как «пильняковщина». Не помогало и заступничество Максима Горького:
«У нас образовалась дурацкая привычка втаскивать людей на колокольню славы и через некоторое время сбрасывать их оттуда в прах и грязь…»
И даже Луначарского:
«Быть может, вам не нравятся романы Пильняка, он, может быть, несимпатичен вам, но если вы до такой степени ослепли, что не видите, какой огромный он дает материал реальных наблюдений… Это значит, что вы анализировать не умеете, что вы отсекли себе возможность наслаждаться и больше знать, потому что в искусстве наслаждение идет вместе с познанием».
Сталин молчал. На письмо Пильняка он ответил несколькими годами позже, словами командарма Гаврилова:
«Не нам с тобой говорить о жернове революции. Историческое колесо – к сожалению, я полагаю – в очень большой мере движется смертью и кровью, – особенно колесо революции. Не мне и тебе говорить о смерти и крови».
Писателю было предъявлено совершенно дикое обвинение в японском шпионаже. Его казнили на печально известном расстрельном полигоне «Коммунарка».
