В этот день 1842 года из печати вышла книга Николая Васильевича Гоголя «Мертвые души», тираж которой был распродан за полгода.
«Мертвые души»
О начале работы над главным романом своей жизни Николай Васильевич вспоминал так:
«Пушкин заставил меня взглянуть на дело серьезно… отдал мне свой собственный сюжет, из которого он хотел сделать сам что-то вроде поэмы и которого, по славам его, он не отдал бы другому никому. Это был сюжет «Мертвых душ».
Авторское видение планировало разрастись до трех частей, где многие герои должны были осознать свои ошибки и бездуховность, и прийти в итоге к православной вере. Но по воле Гоголя второй том сгорел в печи, сохранившись лишь отрывками черновых глав, третий том остался лишь в задумках создателя.
«Я здоров, чувствую даже свежесть, занимаюсь переправками, выправками». «Я теперь приготовляю к совершенной очистке первый том «Мертвых душ». Переменяю, перечищаю, многое перерабатываю вовсе и вижу, что их печатание не может обойтись без моего присутствия…», – подчеркивал Николай Васильевич.
Критика произведения Гоголя
Однако печать первой части могла также не состояться, поскольку содержание рукописи не прошло мимо пристального внимания цензурного комитета.
«… критике не возбранялось разделаться с «Мертвыми душами». Это было сделано казенными перьями Булгарина, Сенковского, Полевого», – отмечал литературовед Михаил Гус.
«Стиль его грязен, картины зловонны», – это Сенковский.
«… неопрятная гостиница, граничащая с клеветой на Россию», – Полевой.
«… Многое в произведении Гоголя забавным и смешным, признал наличность умных замечаний, но все эти счастливые частности тонут в странной смеси вздора, пошлостей и пустяков», – Булгарин.
Кроме редактирования названия на «Похождения Чичикова или мертвые души», цензоры заставили Гоголя вымарать повесть о капитане Копейкине, которую автор считал одним из главных посылов читателю. Но даже с купюрами книга вызвала не менее бурную полемику в дворянских гостиных и на страницах журналов, сравнимую с появлением богатого жениха Чичикова в губернском городе NN.
«… Чудное, чудное явление! К новому художественному наслаждению призывает оно нас, новое глубокое чувство изящного современно будит оно в нас, и невольно открывается впереди прекрасная даль», – сравнивал писатель Константин Аксаков произведение Гоголя и «Илиаду» Гомера.
«Мертвые души» – грандиозное по своему значению произведение, она является частицей русской литературной сокровищницы. Необычная история создания «Мертвых душ» уже таит в себе немало удивительного. Гоголь руководствовался отнюдь не только литературными задачами. Как видно из его поэмы, все свои помыслы писатель отдавал России, будущему возрождению ее народа…», – восхищался Виссарион Белинский.
К удивлению, но через несколько лет с Белинским случилась метаморфоза, когда критик неожиданно ополчился против Гоголя и сравнения его поэмы с древнегреческими произведениями.
«… для таких людей, как Гоголь, эстетические законы не писаны и в том, что он свои «Мертвые души» назвал поэмой, а не романом, – лежит глубокий смысл. «Мертвые души» действительно поэма – пожалуй, эпическая…», – оппонировал писатель Иван Тургенев.
В своей лебединой песне смысл нашел и Николай Васильевич, о чем он, находясь в приподнятом настроении, сообщал другу из-за границы:
«Швейцария сделалась мне с тех пор лучше, серо-лилово-голубо-сине-розовые ее горы легче и воздушнее… Каждое утро, в прибавление к завтраку, вписывал я по три страницы в мою поэму, и смеху от этих страниц было для меня достаточно, чтобы усладить мой одинокий день».