МЕЖДУ ЖЕРТВЕННИКОМ И КАМНЕМ
(ТИБЕРИЙ )
Автор – монах Варнава (Санин).
ГЛАВА ВТОРАЯ
1
Прибыв в Рим, Макрон с первого шага в этом огромном, всегда чуждом ему своим праздным безделием и расточительством городе понял, какую тяжелую задачу поставил перед ним император.
Больше года он не был в столице и теперь совершенно не узнавал ее.
Едва он ступил на мостовую пристани, как ему, офицеру претория, стали воздавать почести, достойные сенатора или даже консула.
Носильщики, отталкивая друг друга, умоляли позволить им задаром отвезти его сундуки хоть в самый дальний квартал города.
Купцы за бесценок уступали свои товары.
Встречавшиеся по дороге всадники робко останавливали его и заговаривали такими льстивыми и елейными голосами, что он с трудом удерживал себя, чтобы не плюнуть им под ноги.
С каждым шагом по Риму Макрон с удивлением, горечью, наконец ― тревогой убеждался, что самые страшные слухи, доходившие до Капри, которыми он не рисковал делиться с Тиберием, опасаясь, что осторожный император не поверит ему, оказывались сущим пустяком по сравнению с тем, что он видел на улицах, в харчевнях и лавках торговцев!
Всюду были установлены золоченые статуи Сеяна.
Его именем клялись все, кому не лень, словно позабыв, что совсем неподалеку от Рима живет и здравствует законный император!
На значках промаршировавших мимо когорт Макрон с изумлением увидел изображение префекта претория…
Вот на какую высоту вознесся в Риме Сеян!
И поэтому не только ему, приезжему офицеру претория, но даже рядовым преторианцам оказывалось столько уважения и знаков внимания, сколько не снилось армейским легионам, принимавшим участие в триумфальных шествиях!..
Макрон, возвышенный Тиберием из простых ликторов до офицера претория, время от времени выполнял кое-какие личные поручения императора.
Иногда даже втайне от своего прямого начальника.
Но то, что предстояло сделать теперь, не шло ни в какое сравнение даже с его услугами любвеобильному императору, когда тому захотелось поближе познакомиться с женой Сеяна…
«Неужели Тиберий не понимает, что стоит мне сказать здесь одно слово против Сеяна, и я погиб… ― подумал Макрон, глядя на очередное изображение префекта претория, и резко оборвал себя, вспомнив, что не Сеян вывел его в люди из ничтожных слуг, а Тиберий. ― Но что оставалось делать императору? Не отказываться же опять, по примеру Августа, от власти, чтобы прочней укрепиться в этом продажном Риме! К тому же, этот номер у него уже не пройдет. Как говорится, то, что дозволено Юпитеру – не положено быку!»
Макрон замедлил шаг, припоминая события почти двадцатилетней давности, когда он был еще ликтором Тиберия, во всем старавшегося подражать своему великому предшественнику.
Он сопровождал императора и на памятное заседание, на котором тот вдруг стал отказываться от империи, ссылаясь на непомерное бремя власти и свое слабое здоровье.
Тиберий ожидал почестей, а добился лишь того, что один из сенаторов, потеряв терпение, выкрикнул, с насмешкой глядя на пышущего здоровьем императора, успевшего окружить себя охраной, залогом и знаком господства:
«Пусть он правит, или пусть он уходит!»
Несколько дней римляне хохотали, передавая из уст в уста эти слова.
Да, то, что прекрасно получилось у Августа и дало ему власть на десятки лет вперед, вышло у Тиберия глупой, смешной комедией.
И повтори все это император сейчас, то это сразу бы стало началом конца.
«Поэтому он и послал меня в Рим!» ― понял Макрон.
Вспомнив о приказе, он огляделся и, по старой привычке ликтора беспрекословно выполнять любое желание императора, прибавил шагу.
Вскоре впереди показался Палатинский холм с его роскошными домами и богатыми лавками.
Макрон решил начать с сенатора Титиана, своего старого приятеля, советами которого в отношении многих влиятельнейших людей Рима надеялся воспользоваться в ближайшем будущем.
Вспомнив давнюю страсть Титиана к редким геммам, он зашел в ювелирную лавку и перебрал своими грубыми пальцами несколько десятков крошечных сердоликов, гранатов и аметистов с изображениями богов, зверей и птиц.
Как было угадать, которая из них редкая?
Смекнув, что хитрый торговец вряд ли выложит самый лучший товар на виду, он проворчал:
― Не вижу здесь ничего приличного! Ну-ка, пошарь в своих тайниках!
Ювелир принялся клясться всеми земными и подземными богами, упомянул даже имя Тиберия и, спохватившись, Сеяна, в доказательство, что ничего более достойного у него нет.
Но Макрон недвусмысленно положил ладонь на рукоять меча.
– Ну ладно… ладно… – испуганно замахал руками торговец. – Так уж и быть – сейчас!
Он скользнул в дверь и вскоре появился с небольшим ларцом.
Неся его так, словно в нем лежала царская диадема!
― Вот… ― не в силах расстаться с ним, бормотал он. ― Здесь гемма самого Дексамена. Мне, рискуя жизнью, удалось достать ее в Сиракузах, и я держал для лучшей коллекции Рима! Однако если ты так настаиваешь…
― Настаиваю не я, а мой преторианский меч и – кошель! ― усмехнулся Макрон. ― Золотые монеты ― вот лучшая коллекция в мире! Или тебе не нравится изображение на них правящего императора? Именем которого ты, кстати, сейчас так неосторожно поклялся в своей лжи!
Глаза торговца беспокойно забегали.
С одной стороны умолявший достать такую гемму коллекционер заплатил бы за нее все свое состояние.
А с другой ― его могли теперь обвинить в оскорблении величия императора.
И кто ― сам офицер претория!
― Ну? ― грозно вскричал Макрон и, выхватив ларец из рук бережно державшего его торговца, сам вытряхнул гемму на прилавок.
Торговец ахнул от такого кощунства.
Макрон, не обращая на него внимания, положил на свою ладонь кусочек голубого халцедона, на котором была вырезана летящая цапля.
Птица была словно живая.
Но, поди разбери этих торговцев драгоценностями…
― Точно Дексамен? ― уточнил он, хмуро переводя глаза на хозяина лавки.
― Как можно сомневаться! ― воскликнул тот, бережно прикасаясь ногтем к гемме. ― Видишь эти тончайшие волнистые линии? По ним всегда можно определить его руку! А если не веришь мне, то прочти надпись под цаплей, это единственная гемма, на которой великий Дексамен поставил свое имя!
Макрон, плохо читавший по-гречески, покосился на мельчайшие буквы и, поражаясь, как коллекционеры не жалеют безумных денег на такие безделушки, швырнул на прилавок тяжелый кошель с золотыми монетами.
Потом, видя несогласие на лице торговца, другой.
И, окончательно теряя терпение, третий…
Хозяин лавки не обманул его.
Это Макрон понял с первого же взгляда на Титиана, когда тот увидел гемму.
― Не может быть… ― прошептал сенатор, поднося цаплю к свету. ― Это же – сам Дексамен!
― Да, там есть линии! ― подтвердил Макрон. ― А если сомневаешься, взгляни под гузно цапли ― там выцарапано и имя!
― Этой вещи ― пятьсот лет, я только слышал о существовании подобной и даже не мечтал, что подержу ее хотя бы в руках! ― восторженно бормотал Титиан. ― Макрон, ведь ей нет цены!
― Всему на свете есть цена, дорогой Титиан! ― усмехнулся Макрон.
― Как?! Ты можешь продать мне ее?..
― А сколько бы ты дал?
― За Дексамена? Да все, что угодно! Моих рабов, загородное имение с виноградниками в придачу! Этот дворец…
― Немало! ― покачал головой Макрон. ― Неужели она так нравится тебе?
― Я без нее теперь жить не смогу… ― тихо признался сенатор.
― Ну, так бери ее! В подарок!
Титиан с укором посмотрел на Макрона, словно умоляя его не шутить так с ним, но, вглядевшись в его усмехающееся лицо, запинаясь, пролепетал:
― Дексамена? В подарок?!
― Да! ― подтвердил Макрон. ― Но – только… не от меня.
― А от кого? ― не в силах отвести глаз от геммы, спросил сенатор.
― От того, кто в состоянии делать такие подарки ― от императора!
― От… Тиберия?!
― Что, боишься Сеяна? ― вопросом на вопрос ответил Макрон и протянул руку к гемме. ― Тогда давай ее сюда. Потому что, как любил говаривать мой отец, даря мне в день рождения игрушки, ценность подарка ― в дарителе!
― Нет! ― протестующе воскликнул сенатор, прикрывая гемму ладонью. ― Я всегда с уважением относился к Тиберию! И даже сейчас, когда все клянутся именем Сеяна, я в своих клятвах упоминаю только богов!
― И это уже неплохо! ― одними губами усмехнулся Макрон.
― Я даже не возмущался, когда Тиберий не приехал на похороны своей матери!
― А вот это зря. Император давно раскаивается, что так жестоко обходился с Ливией после того, как пришел к власти.
― Так что же мне делать? ― глядя на гемму, потом на Макрона, спросил окончательно сбитый с толку сенатор.
― Ничего! ― пожал плечами Макрон. ― Спрячь в ларец своего Дексамена и прикажи накрыть на стол. Расскажешь мне, чем живут и дышат отцы-сенаторы в отсутствие императора…
Всю ночь Титиан втолковывал захмелевшему Макрону:
― С Юнием Бассом будь учтивым ― это осторожный и неплохой политик. С Кальвизием порезче ― его ничто не волнует, кроме собственного дома, статуй и картин. Сатурнина купи, старик жаден до денег. Реститута лучше всего припугнуть. Ну, а Тасций ― он воин, и ты воин, как-нибудь договоритесь…
С рассветом Макрон зашел в гончарную лавку и, купив дорогую вазу, отправился с нею к Юнию Бассу.
Сенатор сразу понял, зачем к нему пожаловал Макрон, с достоинством принял подарок и, придавая весомость каждому своему слову, сказал:
― Нет слов, Тиберий ― прекрасный администратор, он многому научился от Августа, и его нельзя ставить ни в какое сравнение с выскочкой Сеяном. Подумать только ― этот безродный плебей вчера угрожал мне и требовал, чтобы я голосовал за его избрание консулом!
― Как! Сеян в Риме? ― не без тревоги, спросил Макрон.
― Да, ― кивнул сенатор. ― И после его ухода я понял, что в будущем он не намерен ни в чем считаться с сенатом. Иное дело Тиберий… Не было такого дела, малого или большого, государственного или частного, о котором он не доложил бы сенату, когда жил в Риме… Налоги, починка зданий, даже кому поручить срочный поход и как отвечать царям на послания ― все шло, благодаря ему, через сенат. Из множества величайших почестей принял лишь немногие и скромные. Отверг дубовый венок над своей дверью. Запретил даже в провинциях посвящать себе храмы. И даже, в отличие от Августа, не согласился переименовывать месяц сентябрь с «Тиберий». К тому, же он всегда был чужд угодливости и лести. И даже когда я однажды назвал его дела «священными», он заставил поправиться меня и сказать – «важные». Скажи, он вернется?..
― Несомненно, ― кивнул Макрон. ― Если, конечно, ты в нужный момент поддержишь его.
― Я? Конечно, конечно! ― обрадовался сенатор. ― Да ради возвращения нашего законного императора…
Он снова начал перечислять заслуги Тиберия. Макрон, с трудом дослушав его, попрощался и отправился к Титу Кальвизию.
― А-а! ― радостно приветствовал его сенатор, выйдя сразу же, как только ему доложили о приходе офицера претория. ― Рад видеть, рад! Как поживает наш уважаемый Сеян?
― Прекрасно! ― коротко бросил Макрон. ― Подыскивает себе новое жилище!
― Да? И чье же? ― заволновался сенатор.
― А это ты у него самого спроси! Я здесь по другому делу.
― По какому?
Макрон не ответил. Он внимательно осматривал стены, заглядывая даже в углы.
― Что ты тогда делаешь в моем доме? ― не отставал от него сенатор.
―То же, что и другие офицеры претория скоро будут делать в домах отцов сенаторов.
― Что ты хочешь этим сказать?..
―Ничего… Просто, когда Сеян придет к власти, в ваши дома переселимся мы, преторианцы. И я просто хотел осмотреть свое будущее жилье. Ну, прощай, Тит Кальвизий. Я рад, что ты так неплохо устроился… Эти мраморные полы… Колонны… Молодец! Да! И не вздумай прятать куда-нибудь эти картины и статуи ― они мне очень понравились!
Оставив сенатора в полном замешательстве, Макрон усмехнулся, решив, что мало погрешил против истины, ведь именно так оно и будет, если Сеян сменит Тиберия.
Он перешел через дорогу и постучал бронзовым молотком в дверь большого дворца.
Сразу уяснив в чем дело, Секст Сатурнин заверил Макрона, что всегда поддерживал и будет поддерживать законного императора и… попросил от Тиберия сущий пустяк ― всего миллион сестерциев в долг.
― Зачем же в долг? ― усмехнулся Макрон ― Я предлагаю тебе от имени императора – наместничество. Скажем, в Сирии!
― В Нумидии! ― быстро поправил Сатурнин.
― Да хоть в Британии! Миллион там выкачаешь или сто миллионов ― меня не касается. Но помни, путь в провинцию для тебя лежит только через труп Сеяна! А если скажешь кому хоть слово, то Тиберий откроет путь к Нумидии другому, но уже через твой труп!
Через час Макрон уже разговаривал с Гнеем Реститутом.
― Даже не знаю, как мне и быть… ― то и дело повторял, оглядываясь на дверь, бледный сенатор. ― Может, ты сначала хотя бы со всеми остальными поговоришь, а?
― Значит, не знаешь? ― с угрозой спросил Макрон.
― А что мне остается? То скажи ― попадешь в немилость Сеяна, это не сделай ― станешь врагом Тиберия!
― Выбери кого-нибудь одного и будешь спать спокойно!
― Кого? ― простонал сенатор.
― Конечно, Тиберия!
― Тебе хорошо! Ты ведь, словно актер, хорошо знающий свою роль. А мне каково? Что, если ты послан Сеяном?
― Тогда бы ты давно загремел у меня в подвалы за оскорбление величества императора!
― Вот видишь! И так не знаешь, куда деваться от этого закона! Ни раба побить у статуи императора, ни в отхожее место или публичный дом сходить с монетой, где его изображение. А ты предлагаешь еще держаться Тиберия!
― А разве Тиберий преследует тех, кто оскорбляет его? ― удивился Макрон. ― Насколько мне известно, делает это Сеян. Очень неплохо делает. И представь, что станет, если он станет императором? А, впрочем, смотри, ― решительно встал он, направляясь к двери. ― Тебе виднее. Думаю, не надо напоминать, что ожидает твою голову, если ее язык сболтнет хоть одно лишнее слово? Ведь ты сам сказал, что я могу быть как от Сеяна, так и от Тиберия!
― О боги! ― простонал сенатор. ― А если…
― Никаких если! ― отрезал Макрон, берясь за ручку двери.
― Но погоди…
― Нет.
― Ну, хорошо, хорошо! ― прокричал сенатор. ― Я… согласен. Любому другому посланнику Тиберия я указал бы на дверь. Но ты так доходчиво все объяснил, что нельзя не поверить… Говори, что я должен делать?
― Для начала принять подарок от императора, который принесут тебе сегодня, а потом слушаться каждого моего слова.
―А без подарка нельзя? ― робко спросил сенатор.
― Я же сказал ― каждого слова! – значительно поднимая указательный палец, напомнил Макрон.
Выйдя из дома потерявшего покой Реститута, он направился к последнему на сегодня сенатору.
«Пять отцов-сенаторов за день, ― озадаченно прикидывал он на ходу. ― Не густо… Сколько же времени пройдет, пока я таким образом дойду до последнего, шестисотого?..»
2
Прошло несколько месяцев.
Внешне ничто не изменилось во дворцах императора на Капри и в его личных привычках.
Вставал он, как всегда, поздно.
Все так же коротал дни беседами с философами или филологами.
Вечерами, по примеру Октавиана Августа, писал записки о своих деяниях, тщательно обдумывая каждую фразу послания к потомкам.
И только в его внезапной резкости во время бесед с учеными, непривычно мрачном виде угадывалось то чудовищное напряжение, которое искало и не находило в нем выхода.
Наконец в один из штормовых зимних дней с трудом причаливший к острову парусник высадил на берег десять воинов.
Их начальник ― стройный, быстрый в движениях офицер ― немедленно прибыл на доклад к Тиберию.
Назвавшись Гаем Валентом, он сообщил, что воины посланы лично Макроном для охраны императора.
― Макроном?! ― забывая свою обычную осторожность, радостно воскликнул Тиберий.
Быстрыми шагами он подошел к гонцу, заглянул в серые, улыбчивые глаза:
― Ну, не тяни! Говори… Как он там?!
― Передает тебе привет и пожелания здоровья! ― уже открыто улыбнулся Валент и протянул тщательно свернутый лист пергамента.
Тиберий торопливо выхватил его, развернул дрожащими пальцами и впился жадными глазами в грубые, неуклюжие строки, выведенные рукой Макрона.
«Так… так… ― беззвучно шевелил он губами, глотая короткое сообщение о солнечной погоде в Риме и неплохом вине, которое можно купить в лавке какого-то Нимфея! ― Ага! Вот…»
В верхнем левом углу, после цифры, обозначающей вчерашнее число, с неприсущим Макрону тщанием было написано ― «август». «В III день перед нонами августа…» ― снова перечитал император и, невольно покосившись на окно, за которым стоял далеко не летний месяц – февраль, понял, что таким способом Макрон давал ему понять, что в письме использован шифр, изобретенный покойным Августом.
Первым его желанием было выпроводить гонца и броситься за стол расшифровывать письмо.
Но перед ним стоял посланник из Рима.
Это был единственный человек во всех его двенадцати дворцах, рощах и гротах, на которого он наконец-то мог теперь полностью положиться. С которым он мог говорить о том, о чем боялся даже думать, чтобы ненароком не выдать во сне или за кувшином вина свои тайные мысли.
― Значит, с тобой прибыли еще девять… верных мне легионеров? ― спросил Тиберий, удивляясь тому, что язык повинуется ему так же неуклюже, как в дни молодости, когда он на каком-нибудь варварском наречии лично допрашивал пленных.
― Да! ― охотно кивнул Валент. ― Но нас могло быть и сто, и тысяча! Просто Макрон считает, что на Капри вполне хватит и этого.
― Тысяча… ― силясь проглотить комок, появившийся в горле, прошептал Тиберий.
Сквозь наплывшие на глаза слезы благодарно взглянул на офицера.
Отметил его уверенный, даже наглый взгляд.
В наклоне головы, подавшемся чуть вперед теле ― готовность до конца служить ему.
«Интересно, чем Макрон так прельстил его? ― неожиданно подумал он. ― Деньгами? Должностью? Или… запугал? Впрочем, не все ли равно? Главное, что у меня есть теперь тысяча воинов. Это уже кое-что! Кое-что, но не сенат…» ― нахмурился император.
И вопросительно взглянул на Валента:
― А что на словах приказал передать мне Макрон?
― Макрон? ― удивленно переспросил Валент, всем видом напоминая о скрытном характере своего начальника. ― Ничего… Разве что только выполнять твои малейшие желания! ― тут же нашелся он.
Он с готовностью положил руку на бедро, и только тут Тиберий заметил на его боку короткий меч.
Это было неслыханно!
Невероятно!
Войти в спальню императора вооруженным!
Вопреки всем его эдиктам, угрожающим нарушителю немедленной смертной казнью.
Наперекор строжайшим инструкциям, данным им лично каждому дежурному охраннику!
«Какой же силой и решимостью надо обладать, чтобы разметать перед моей дверью людей Сеяна?», ― подумал Тиберий, с удовольствием глядя на Валента.
― Желания? ― задумчиво переспросил он. ― Нельзя ли сделать так, чтобы мой охранник за дверью ― высокий такой, с силой как у медведя ― больше не беспокоил меня?
Валент почтительно поклонился.
― Он больше никогда не будет раздражать тебя!
«Нет! ― понял Тиберий. ― Такого Макрон не мог напугать. И, если все остальные перешедшие на мою сторону воины такие же, то…»
Не в силах больше скрывать своих чувств, он обнял офицера ― и, несмотря на свой строжайший эдикт, запрещающий поцелуи[1], крепко поцеловал его и подтолкнул к двери:
― Иди, сынок! Как освободишься, подготовь одного из своих людей к отправке в Рим моего ответного письма Макрону. Да благословят тебя боги!
Отпустив Валента, Тиберий прошел к столу и, разложив под канделябром лист пергамента, взялся за стиль. Услышав за дверью короткий предсмертный вскрик, он удовлетворенно кивнул и склонился над посланием, бормоча:
― Так… вместо С ставим В, двойное А ― это, конечно же X… Бедняга Макрон! Представляю, сколько потов сошло с него, прежде чем он сочинил такое… Букву В заменяем на А… Что в итоге получилось? Ага! «Сенат наш. Сеян сам восстановил его против себя угрозами расправиться с теми, кто был против его консульства. Вольноотпущенники наши. Паллант переключается со мной на армию. Макрон.»
Тиберий потер пальцами виски.
«Молодец, Макрон! Как-нибудь при случае я расскажу ему, по чьему совету безродный Сеян восстановил против себя знатных сенаторов. Но Паллант-то каков! Уговорить влиятельных вольноотпущенников, пожалуй, было куда сложнее, чем перепуганных сенаторов. С такой прытью он шагнет дальше Макрона![2] Но пока их надо немного остепенить…»
Тиберий рывком подался вперед, достал чистый лист пергамента и, хитро прищурившись, размашисто вывел:
«Спасибо за вино, дорогой Макрон. Я не прочь, как можно скорее выпить его с сенаторами и вольноотпущенниками. Но, думаю, что оно все же лучше пьется в дружной кампании военных. Поэтому давай-ка повременим с доставкой его ко мне».
________________
[1] Восточный обычай обмениваться поцелуями при встрече был запрещен после того, как в Риме началась тяжелая кожная болезнь.
[2] Пережив Тиберия, Паллант будет служить еще трем императорам, став при Клавдии вторым по могуществу и богатству человеком в Римской империи.
3
Получив письмо императора, Макрон под благовидным предлогом проверить порядок в Италии и провинциях в тот же день выехал из столицы.
Первым на его пути оказался Четырнадцатый Молниеносный легион.
Рядовые воины и центурионы поначалу не очень приветливо отнеслись к появлению в своем лагере офицера-преторианца.
В этом не было ничего удивительного.
Армия всегда завидовала гвардии.
К тому же, этот легион когда-то воевал под командованием Тиберия, и в нем оставалось немало ветеранов, которые хорошо помнили и ценили его.
Макрон решил воспользоваться тем и другим.
Он охотно выслушивал рассказы бывалых центурионов о том, что Тиберий ел в походах то же, что и все остальные воины, сидя прямо на голой траве, часто обходился без палатки, отдыхая под открытым небом…
И не только поддакивал им, но и сам подливал масла в огонь.
― А как он уважает своих воинов? Вспомните Палленцию! Когда чернь не выпускала с площади процессию с прахом старшего центуриона, чтобы выкачать у его несчастной вдовы и сирот деньги на гладиаторские игры, что сделал император?
― Что? ― с удовольствием, переспросил один из центурионов, несмотря на то, что прекрасно знал эту нашумевшую в войсках историю.
― Он подвел одну когорту из Рима, другую ― из Коттиева царства, ― сам увлекаясь, повысил голос Макрон. ― И они внезапно, при звуках боевых труб, с двух сторон вступили в город! И одних мерзавцев перерезали, а других бросили в вечное заточение!
― Да, ― с грустью заметил центурион, обводя глазами молодых солдат. ― Император никогда не давал нас в обиду
― И не даст! ― уверенно поправил его Макрон. ― Больше того, он лично велел передать мне вам, его старым боевым товарищам, соратникам, что, одолев поднявшегося против него Сеяна, он сравняет вас с преторианцами!
― С преторианцами?!
― А разве вы этого не заслуживаете? Они, ничего не делая, имеют все!
― Верно говоришь!
― Получают жалование вдвое, втрое больше вашего!
― Верно! Верно!
― Подарки на праздники, какие вам и не снились!
― Проклятье!
― А вы, проливая свою кровь, можете выходить в отставку на целых десять лет позже, чем они!
― Что ж мы здесь сидим? ― один за другим начали вскакивать с земли молодые воины. ― Срывай изображения Сеяна с наших значков!
― Погодите! Не всё сразу! ― остановил их Макрон. ― Потерпите немного, пока я через верного человека подам вам знак.
― К тому же вот и легат идет! ― сразу остывая, заметил старый центурион. ― Он у нас крут!
― Ну, этого я беру на себя! ― успокоил его Макрон.
Легату, опоздавшему из-за своего возраста повоевать под началом Тиберия, Макрон рассказал лишь одну историю. О том, что именно нынешний император, вернувшись из Германии, настоял, чтобы во время триумфа его сопровождали отличившиеся во время сражений легаты. И если бы Сеян не сдерживал Тиберия начать новую войну, перевел он разговор в нужное русло, не заставлял императора все время проводить на Капри, легион давно бы уже покорял Британию или Парфию, а его неслыханно разбогатевший командир шел по улицам Рима, сопровождая триумфальную колесницу Тиберия.
По пути в следующий легион Макрон с досадой подумал, что он, словно хитрый хозяин, выставляя на свадьбе сына вначале лучшее вино, приберегает на конец самое кислое и бьющее в голову.
«С легионами не будет хлопот, ― подумал он. ― Зато преторианцы будут до последнего держаться за Сеяна, и уговорить их будет труднее, чем всех сенаторов и легионеров вместе взятых!»
Слегка успокоив себя, что и среди преторианцев есть немало бывших воинов, служивших еще под командованием Тиберия, в первой же харчевне он написал императору второе письмо и отправил на Капри.
* * *
Христос. Гора. Ученики.
И яркий свет, светлее света
Лучами Вечного Рассвета
Идет с Евангельской строки!
В ней Илия и Моисей
Беседуют с Христом во славе,
И слышен глас Господень въяве,
Великой силою Своей…
Гора. Ученики. Христос –
Преображенный лик, одежды.
Сиянья их не могут вежды,
То есть глаза, сносить без слёз.
Христос. Ученики. Гора.
Все это нам напоминает
То, что нас тоже ожидает –
Преображения пора!
СВЕТ ВО ТЬМЕ. Между жертвенником и камнем. Глава 1-я
