В этот день 22 октября 1884 года родился Николай Алексеевич Клюев. Русский поэт.
Русский поэт Николай Алексеевич Клюев
По мнению современников, крестьянское происхождение Клюева отражалось не только на его внешности:
«Бесцветный. С лицом, ничего не выражающим… С длинной, назад зачёсанной, прилизанной шевелюрой… Зимой – в стареньком полушубке. Меховой, потёртой шапке. Несмазанных сапогах… Летом – в несменяемом, также сильно потёртом армяке и таких же несмазанных сапогах… сам он весь обросший и заросший, как дремучий его Олонецкий лес…»
Таким же было и его творчество.
Самобытное творчество Клюева
«Редкостно крупный литературный талант Клюева, которого часто ставят выше Есенина, вырос из народного крестьянского творчества и многовековой религиозности русского народа. Жизнь, питаемая исконной силой крестьянства и искавшая поэтического выражения», – так его оценивал немецкий литературовед Вольфганг Казак.
Похожей оценке придерживался и писатель Борис Лазаревский, который видел Клюева декламирующего свои стихи со сцены:
«Великорусский Шевченко этот Николай Клюев. Начал он читать негромко, под сурдинку басом. И очаровал! Проникновеннее Некрасова, сочнее Кольцова. Не чтение, а музыка, не слова, а Евангелие… Как нельзя перевести Шевченко ни на один язык, даже на русский, сохранив все нюансы, так нельзя перевести и Клюева…»
Строки звучали так:
«Хорошо ввечеру при лампадке
Погрустить и поплакать втишок,
Из резной низколобой укладки
Недовязанный вынуть чулок…»
Если иностранцы испытывали «трудности перевода» славянского языка, то в родной творческой среде самобытность произведений Клюева была близка, понятна и высоко оценена плеядой известных поэтов – Александром Блоком, Валерием Брюсовым, Николаем Гумилевым и Сергеем Есениным. С последним Клюев состоял в многолетней тесной дружбе. И ему, безвременно ушедшему из жизни, он посвятил «Плач о Есенине», чем в очередной раз привлек внимание советской цензуры. Опубликованная поэма была изъята из продажи. А к Клюеву начали присматриваться на предмет его соответствия «нужной идеологии». После очередной поэмы под названием «Деревня», автор получил клеймо «антисоветчика» и «кулацкого поэта». Масло в огонь подлил сборник «Разруха», в котором поэт описывал строительство Беломорско-Балтийского канала.
«…То беломорский смерть-канал,
Его Акимушка копал,
С Ветлуги Пров да тетка Фекла,
Великороссия промокла
Под красным ливнем до костей
И слезы скрыла от людей,
От глаз чужих в глухие топи…»
Арест и ссылка
В правдорубцах, как и в «иконописцах от поэзии», как называли Клюева, «страна не нуждалась». Набожность же и вера буквально сквозили со страниц двух его произведений, которые автор считал «делом всей жизни» – неоконченные поэмы «Песнь о великой матери» и «Погорельщина».
«Я сослан за поэму «Погорельщина», ничего другого за мной нет», – считал Клюев. Уже находясь в поселении в Томске, он верил, что справедливость восторжествует:
«Я без валенок, и в базарные дни мне реже удается выходить за милостыней. Подают картошку, очень редко хлеб… Пью кипяток с брусникой, но хлеба мало, сахар великая редкость. Впереди морозы до 60 градусов, мне страшно умереть на улице. Ах, если бы в тепле у печки!.. Где мое сердце, где мои песни…»
Но чуда не произошло. Поэта ждали многолетняя ссылка и расстрел за участие в кадетско-монархической организации «Союз спасения России», которой, как впоследствии выяснилось, никогда не существовало.
««Не жалко мне себя как общественной фигуры, но жаль своих песен-пчел, сладких, солнечных и золотых. Шибко жалят они мое сердце», – в конце жизни сокрушался опальный поэт.
