Здравствуйте, дорогие посетители православного сайта “Семья и Вера”!
Тема Церкви и молодежи становиться все более актуальней и значимей. Русская Православная Церковь возрождается с обновленной силой христианского духа. При этом, отрадно заметить, что с каждым годом все более и более молодых людей обращают внимание на Церковь, на верую своих отцов.
Очередной выпуск передачи “Беседы с батюшкой” телеканала “Союз”, посвящен вопросам-ответам, касающихся Церкви и молодежи.
Гостем телепередачи стал член Епархиального отдела по делам молодежи, настоятель Троицкого храма г.Электроугли Московской области протоиерей Александр Лыков.
Ведущий Денис Береснев
Записала Ксения Сосновская
(Расшифровка выполнена с минимальным редактированием устной речи)
– Что ищут и что находят молодые люди в Церкви?
– Люди приходят в Церковь очень разными путями, и это зависит от той атмосферы, в которой формируется личность молодого человека. Скажу о себе, так как это, наверное, проще. Я вырос в традиционной христианской атмосфере, родился в 1968 году, и мои родители глубоко верующие люди. С раннего детства я, убогий, знал о Творце, у меня не было никаких сомнений. И когда я пришел в советскую, можно сказать, безбожную школу (хотя в ней, конечно, были прекрасные педагоги), то впервые в семь лет столкнулся с тем, что мне стали говорить: все не так и Бога нет. Не то что у меня был кризис, но я очень удивился, потому что думал, что все люди на земле знают, что Бог сотворил мир, и знают об Иисусе Христе, о Котором я знал по рассказам папы и мамы. Поэтому мое вхождение в Церковь в уже более зрелом возрасте во многом обусловлено теми семенами, которые посеяли родители в раннем детстве. В этом плане я был в более выгодных (скажем так) условиях, нежели мои сверстники, которые либо вообще ничего не знали о Боге (потому что в семье эта тема была табуированная), либо могли знать от противного. Поэтому посылы могут быть очень разные.
Рано или поздно человек начинает формироваться как личность, когда у него впервые появляются вопросы, на которые прежде за него отвечали родители; понятно, что до определенного возраста человек полностью зависит от близких людей. Но в какой-то момент он уже приобретает собственное «я» и вот тут неминуемо сталкивается с теми вопросами, которые перед ним ставит жизнь и окружающий мир. И тут начинается самое интересное. Например, для меня как для верующего человека было совершенно естественно рассматривать эти вопросы и «приключения», в которые я попадал, в контексте своей веры, в контексте участия в моей жизни Бога. Это действительно было всегда. Если я в чем-то согрешал, родители всегда говорили мне: ты можешь от нас что-то скрыть, но Господь знает твои поступки, когда ты обманываешь или что-то недоговариваешь. У меня всегда было ощущение, что я нахожусь в присутствии Бога. Это не значит, что я не совершал какие-то дурные поступки; к сожалению, это было и, может быть, и сейчас в какой-то степени присутствует в моей жизни, но я помню, что всегда воспринимал свои действия в контексте Божественного присутствия в моей жизни.
Человек, не имеющий такого опыта детства или ранней юности, неминуемо приходит к этим вопросам. Потому что один на один сталкивается с какой-то жизненной трагедией (например, как это бывает у молодых людей, девушка не ответила взаимностью или, допустим, когда наступает пора экзаменов). Моя старшая девочка сейчас оканчивает школу, и очень многие одноклассники просят ее помолиться. Человек в 9-м или 11-м классе может столкнуться с разочарованием, если ему вдруг не удастся показать на экзаменах те результаты, которых он хотел бы. И может показаться, что жизнь рушится, потому что были построены планы поступления в тот или иной вуз. Господь может попустить человеку некое препятствие, и он начнет искать ответы на вопросы: почему так сложилось, что не так? И когда у молодого человека есть возможность выхода за пределы собственной индивидуальности, то есть его обращенности к Богу, тогда молодому человеку гораздо легче принять какие-то вещи, которые на сегодняшний день, может быть, ему не вполне понятны и не вполне приятны; он их не принимает и не соглашается с ними. Но что-то в нем говорит, что, видимо, так для чего-то нужно. Но для чего, он еще не знает.
Порой бывает даже, что человек походя вспомнит о Боге; а я знаю такие случаи, когда абсолютно неверующие ребята, вытягивая билет на экзамене, крестятся: «Господи, помоги!» Как будто для него это ничего не значит, но ведь Бог с нами не играет, Он откликается даже на это, как ни странно. Для человека это некая формальность (так, на удач), и вдруг у него может произойти что-то такое, что Господь таким образом войдет в его жизнь. И это будет уже приобретенный им опыт.
Пути могут быть очень разными, они могут быть обусловлены очень разными причинами – и внешними, и внутренними. Но в какой-то момент эта встреча, возможно, произойдет. Чем раньше это случится, тем, конечно, лучше, потому что у человека будет возможность полнее прожить эту жизнь.
– То есть к Богу человека приводит понимание ограниченности своих сил?
– Как одна из причин. Бывает и с точностью до наоборот: когда человек талантлив, ярок, (например, он из династии каких-то художников, поэтов) и вдруг может почувствовать, что искра таланта, которая в нем есть, не может принадлежать только ему, его родителям, тем поколениям, которые были до него. Потому что это нечто большее – то, что выходит за пределы понятия рода и человеческой личности. Человек все равно ограничен. Бывает, что пианист с виду неказист: невысок, сутул, он может переживать, как он выступит. Но когда он садится за рояль, происходит его полное преображение, он полностью овладевает огромным залом, и люди стоя рукоплещут ему. И пианист понимает, что в нем действуют силы, которые не вполне человеческие, потому что есть вещи, превосходящие наши человеческие возможности. И тут, видимо, наступает момент благодарения Бога: «Господи, слава Тебе, что Ты дал мне возможность приносить радость людям». Это еще один путь.
– Почему молодые люди, задаваясь в своем духовном поиске серьезными вопросами, обращаются именно к Православной Церкви? Почему именно православие привлекает молодых людей?
– Будем честны, складывается очень по-разному, но так как я нахожусь в Православной Церкви, естественно, мое общение в основном с молодыми людьми, приходящими именно в нее. Но я знаю немало людей, которые обращаются в другие конфессии. Ту ситуацию я знаю не очень хорошо, поэтому могу сказать только о нашей среде.
Ответ на этот вопрос тоже непростой. С одной стороны, можно сказать о традиционных корнях человека, есть зов предков. Вспоминаю такую историю: однажды я зашел в старообрядческий храм на Рогожской заставе. Это было в начале 90-х годов. Я ходил в теннисную секцию, и мой путь всегда пролегал мимо этого храма. Я знал, что он старообрядческий, что люди там живут немножко по другим законам, слышал об этом, но у меня никогда не было опыта хождения в храм и общения с этими людьми. И вот я зашел в Покровский собор общины и первое, что увидел, большую икону Спаса «Ярое Око» (как я узнал уже после). Это огромный образ, который расположен на колонне, и я зашел с того входа, что сразу оказался перед ней. И вдруг почувствовал, что оказался дома. Потом я стал разбираться в этом. Может быть, какие-то корни: мой папа из Майкопа и прадедушка был настоящим казаком. У нас в семье сохранились его фотографии. В моем случае произошло какое-то узнавание, хотя я не знал старообрядческой традиции, но мне это вдруг стало близко.
В какой-то момент, приходя в храм или попадая в атмосферу общения православных людей, ты вдруг как-то понимаешь, что ты дома. Это не значит, что тебе плохо в гостях, потому что можно бывать и где-то еще. Например, я бывал в культовых зданиях практически почти всех конфессий, но нигде у меня не было ощущения дома. А в православной церкви – и это, конечно, по большей части заслуга родителей, воспитавших меня в этой традиции, – я чувствую себя дома. И я думаю, что это один из важнейших моментов, когда чувствуешь себя в своей среде, даже если эта среда может оказаться враждебно настроена по отношению к тебе.
У нас, к сожалению, до сих пор бывают такие случаи. Недавно моя старшая девочка рассказала мне, как женщина вошла в храм, купила свечи, стала ставить… Но она была одета в брюки; к ней подошла свечница и стала выговаривать ей. А женщина очень интеллигентная, хорошо одета, и она ответила: «Вы закончили? Я могу помолиться и поставить свечу?» Понятно, что это значило: «спасибо Вам за испорченный вечер». Конечно, по большому счету такая ситуация человека от церкви не оттолкнет, но может явиться некой причиной. Тем более что люди околоцерковные приходят в церковь по какому-то очень важному случаю, и оттолкнуть такого человека от иконы, подсвечника может быть катастрофично. Ведь человек мог проделать большой путь, чтобы, преодолев себя, переступить порог храма, который, может быть, никогда до этого не переступал. И тут очень важно, чтобы он почувствовал домашнюю, сердечную атмосферу. Поэтому когда молодые люди приходят в храм, очень важно окружить их заботой и теплом, и это задача не только священника, но и тех людей, которые помогают в церкви.
– Какие предубеждения и стереотипы существуют у молодых людей, которые могут оттолкнуть их от церкви или исказить ее понимание?
– Наверное, стоит сказать о том стереотипе, что был у меня. Возможно, он может быть близок и нынешним молодым людям. Первое, что мне внутренне мешало войти в церковь по-настоящему, став ее полноценным членом: участвовать в евхаристической жизни и в жизни церковной общины. Тогда я еще не думал, что буду священником. Это то, что я представлял некой золоченой клеткой. В ней все очень красиво, ты в нее входишь, дверца за тобой затворяется, и ты смотришь сквозь прутья решетки на мир, который полон какого-то движения, а ты находишься в каком-то прекрасном пространстве, наполненном хорошими людьми, но это очень замкнутый мир. Сразу скажу, что это представление о церкви как о некоем закрытом мире, в который человек попадает и закрывает за собой дверь во внешний мир, неверное, но оно сильно мне мешало на определенном этапе войти в церковь. Я очень боялся этого, может быть, в силу своего подвижного нрава.
В церковь я начал ходить уже после армии, годы моего вхождения 1989-й, 1990-й. И насколько милостив Господь, что мне встречались очень хорошие, открытые священники и люди, которые совершенно разрушили этот мой стереотип. Я даже не знаю, откуда я это взял, но мне казалось, что церковь – закрытый мир. На самом деле это, конечно, совершенно не так.
Думаю, это и одно из нынешних предубеждений, что когда попадаешь в церковную среду, на тебя сразу «имеют виды» посты, ограничения и прочие «не», «не» и «нельзя», «нельзя». И, конечно, этот стереотип может очень негативно сказываться на молодом человеке, полном жизненных сил, энергии. Ему хочется творить, действовать, а кажется, что в церкви это невозможно, потому что сейчас его по рукам и ногам свяжут какие-то правила, обычаи, законы.
Конечно, я могу свидетельствовать о том, что жизнь в Церкви совершенно отлична от этих представлений, и я очень быстро убедился в этом благодаря общению с людьми. Потому что Церковь – это собственно люди, у каждого из которых свой внутренний мир, каждый привносит свое настроение в церковную среду. Живое общение помогает человеку как-то утвердиться в том, что это живой открытый мир и он никак не закрыт от остального мира.
До этого у меня уже был некоторый (пусть и ограниченный) личный опыт: я воспринимал родительское слово, их рассказы. А тут, когда я начал уже вдумчиво читать Священное Писание, знакомиться с Ветхим Заветом, увидел, как Бог действует в истории и Церкви. И как я прочитал уже позднее, только в Боге мы обретаем подлинную свободу. Это может быть и свобода творчества, и свобода выражения каких-то своих мыслей и чувств. Бог дает верное направление всему этому, как берега направляют реку. А если она разливается, то превращается в болото и может скоро погибнуть, потому что нет направляющих ее берегов, дающих ей возможность быстрого течения.
– Интересно, что одни и те же слова по-разному понимаются в церковной среде и среде молодежной, например «свобода», «любовь», «счастье». Как эти понятия раскрываются в Церкви и как они обычно понимаются молодыми людьми? Какие противоречия могут здесь возникнуть?
– Наверное, я бы не стал противопоставлять среду церковную и молодежную; я бы сказал: в церковной и нецерковной. Потому что молодежь очень многогранна. Когда я шел на эфир, видел огромное количество молодых людей на велосипедах, роликах. Я понимаю, что это очень разные люди и у каждого может быть свое отношение к Церкви. Но, думаю, наши представления во многом формирует среда. Скажем, мы в нашей семье скоро двадцать лет как отказались от телевизора. Мы можем смотреть целенаправленно какие-то видеозаписи, в Интернете, но телевизора нет. И я надеюсь, что мировоззрение наших детей формируют какие-то другие вещи. Хотя телевидение, конечно, тоже неоднозначно.
Молодежь во многом формируется интернет-пространством, где люди общаются и находят для себя какие-то точки соприкосновения. В этой среде, конечно, встречаются очень разные течения, бывают те, которые могут казаться враждебными Церкви. Молодые люди, не имея ни опыта общения с церковными людьми, ни опыта жизни в Церкви, принимают на веру те вещи, которые преподносятся не так, как это есть на самом деле.
Вернусь к Вашему вопросу по поводу понятий свободы, счастья и любви. Они не то чтобы воспринимаются по-разному, но когда жизнь человека и его характер формируются под благодатным действием Бога, то эти понятия, существующие в любом языке и любой культуре, получают особую внутреннюю направленность и наполненность. Что такое свобода для серьезно верующего человека? У него тут же возникает тема ответственности: хотя я свободен, но это не значит, что я делаю все, что хочу. Потому что и наши отношения, и дружба, и супружеские отношения, и церковные строятся на платформе полной свободы и доверия друг другу и Богу. Поэтому я свободен, но понимаю, что эта свобода накладывает на меня немалую ответственность за то служение, которое я несу, за человека, с которым я общаюсь в данный момент. Мне, скажем, не близок (может быть, потому, что несвойственен) эпатаж, когда люди не думают, но с вызовом говорят что-то. Это часто встречается в Интернете, когда человек просто вбрасывает какое-то ядовитое слово и говорит: «Я волен делать что хочу».
Пару дней назад со мной произошла такая история. Вообще, я очень трусливый человек, боюсь всяких компаний, черных подворотен, к сожалению. А тут ехал в электричке в Москву, в Храм Христа Спасителя на конференцию, и рядом со мной сидели две девушки и молодой человек, которые слушали какую-то запись с невозможным откровенным матом, и все это слышало как минимум полвагона людей.
Моя реакция, наверное, опередила мой разум. Я встал (а я был в подряснике) и сказал: «Молодые люди, если я сейчас встану посреди вагона и начну читать молитву “Отче наш”, то вы скажете, что это нарушение вашей свободы, что я вам «впариваю» всякую духовную ерунду. А то, что вы вынуждаете многих людей слушать эту дрянь, которую позволяете слушать себе, это, значит, не нарушение свободы? Это значит, я должен сидеть тихо и никак не реагировать, потому что вы свободны? Позвольте, и я свободен, но я знаю, какая у вас будет реакция, если я запою молитву. Давайте будем уважительно относиться друг к другу. Я молчу и никому ничего не навязываю, но и вы, пожалуйста, наденьте наушники и слушайте, если вам это нравится слушать. Это вам никто не запретит: вы свободны». Потом мне надо было с ними выходить на одной остановке, я думаю: «Господи, помилуй! Сейчас как даст больно…» Но ничего, обошлось.
– Вопрос телезрительницы из Курской области: «Я исповедовалась у батюшки, который видел меня впервые. Ничего особо и не успела сказать, как он начал меня ругать и исповедь мою не принял, хотя поделиться хотела многим. В итоге он сказал мне: пока не исправлюсь, не приходить. Только не поняла, куда не приходить: вообще в храм или к нему на исповедь. Что мне теперь делать? И вообще мог ли батюшка не принять мою исповедь, отчитать, даже не выслушав до конца? Я инвалид второй группы».
– А у Вас есть еще какой-нибудь храм рядом?
– Да, у нас есть храм, но батюшка приезжает редко. У меня много накопилось чего сказать. Я все записываю, потому что у меня плохая память, была с листочком. А батюшка мне сказал, что я все время говорю одно и то же. Или ему этот листочек не понравился, что он со мной не поговорил. Я потом минут двадцать стояла напротив него и буквально рыдала, хотела подойти еще раз: может быть, он скажет что-то еще или епитимью наложит. Но он на меня больше никакого внимания не обратил. Я знаю, что я грешный человек, но он вынудил меня самой себе сказать, что я тварь из тварей. Я вообще не понимаю, что мне теперь делать.
– Я сейчас попробую ответить на Ваш вопрос, не знаю, получится или нет, но надеюсь Вас хотя бы утешить. Ситуация такова, что священник мог не понять, что Вы пришли первый раз, сразу не разобрался. Наверное, я бы сейчас поступил таким образом: прежде чем прийти к священнику на первую исповедь, я бы нашел возможность встретиться с ним заранее и сказать, что готовлюсь к первой исповеди, очень волнуюсь, не знаю, как это сделать. Честно сказать, что уже много лет не решаюсь, тем более что, как Вы сказали, есть инвалидность. Значит, есть препятствия часто приходить в храм и нет должного навыка в церковной жизни. Попытаться поговорить со священником предварительно, и, возможно, он будет уже по-другому настроен на общение с тем, кто пришел в первый раз. Потому что когда у священника поток исповедников, он ограничен во времени, понимает, что время службы заканчивается и надо иметь свои границы. Поэтому для первой исповеди хорошо и полезно было бы договориться со священником: может быть, он сможет уделить Вам время и вне рамок богослужения, чтобы Вы могли в спокойной обстановке, может быть, рассказать о своей жизни, что бывает очень важно, и поисповедоваться таким образом, чтобы у Вас не осталось осадка.
А в утешение я расскажу о своей первой исповеди в свой начальный период. Это было в 1989 или 1990 году в Малом соборе Донского монастыря. Кажется, еще до обретения мощей патриарха Тихона; во всяком случае, до пожара. Мелким, убористым почерком исписал большую «простыню», как говорят студенты, лист формата А4, где тезисно записал все-все свои грехи с раннего детства. Были, конечно, и какие-то серьезные вещи, так как мне уже было к двадцати годам.
И с этим огромным списком я пришел в Донской монастырь. Шел Великий пост, было очень много исповедников, но я тогда не очень хорошо в этом ориентировался и подумал: пойду последним, потому что мне предстоит серьезный разговор со священником. Я дождался, когда ушел последний исповедник, и подошел к батюшке. Это был иеромонах, которому я сейчас очень благодарен, а тогда не то чтобы осудил, но стал в нем сомневаться. Сейчас скажу почему. Я начал читать свою исповедь и, дочитав где-то до середины, почувствовал, что священник заснул: он оперся на аналой и начал всхрапывать. Будить его было неловко, и я продолжал читать, не зная, кому я все это читаю. Читал, читал, читал… Поверьте, была мучительная подготовка, потому что я решил сказать все. И сказать все как есть. Когда закончилось чтение, он пробудился и спросил:
– Всё?
– Всё.
– Как твое имя?
– Александр.
Он накрыл меня епитрахилью, прочитал молитву, и я был просто в ужасе, потому что думал услышать какое-то слово наставления, получить какую-то епитимью, в конце концов. И я не то чтобы осудил священника, но стал сомневаться: а состоялась ли исповедь? Неужели весь этот ужас, к которому я готовился несколько лет, мне придется заново где-то в другом храме рассказывать…
Прошло некоторое время, я находился в страшном смятении: состоялась исповедь или нет, если священник ее просто проспал, прости Господи! Думаю, как быть с этим. И не то чтобы вдруг, но в моей жизни стали происходить такие события, которые со всей очевидностью показали мне, что Господь взял меня за руки и повел. Среди своих сотрудников по светской работе я встретил глубоко верующего человека, которого ждал как солнца во время полярной ночи. И все оказалось настолько близко: он помог мне сориентироваться в тех книгах, которые я пытался читать. В общем, произошел ряд таких ситуаций, которые со всей очевидностью показали мне, что Господь, видимо, принял мою исповедь. И ответом на мое искреннее раскаяние было то, что благодаря тем людям, которых я встретил, я начал так – не побоюсь этого слова – стремительно входить в церковную жизнь. У меня появилось очень много помощников, которых вчера или позавчера еще не было, и вдруг это произошло.
Я очень благодарен тому священнику, который тоже преподал мне такой урок. Но я смог это оценить уже через несколько лет. К тому времени я уже узнал, что исповедь принимает Господь, а священник является, собственно, только свидетелем. Тогда я этого не знал и считал, что рассказываю все священнику, а он судья, который волен меня простить или пожурить. Этот случай дал мне возможность пережить опыт, когда человек как бы отстранился, но то, что эту исповедь принял Сам Господь, для меня до сих пор очевидно. Даже если весь мир скажет, что это не так, я все равно не соглашусь, потому что уверен, что действительно Господь принимает искренние намерения.
Думаю, если у нашей телезрительницы даже получилось так, что она попала под горячую руку батюшки (он пожурил ее, может быть, в форме для нее неприемлемой), то Господь-то принимает исповедь. Давайте посмотрим, какие события будут у Вас после этого происходить. Может быть, наоборот, все будет хорошо. И Вы спустя много-много лет скажете, как и я: «Я очень благодарна священнику, что он меня тогда не допустил».
– Молодой человек, естественно, хочет радоваться жизни, а в храме он слышит о мучениках, страстотерпцах, кресте. Может возникнуть такое впечатление, что церковная жизнь – это что-то тяжелое, безрадостное. Как развеять эти мысли? Как опровергнуть их?
– Это замечательный вопрос, но мне кажется, и нескольких передач не хватит, чтобы его охватить. Это действительно очень серьезная тема. Тем более мы сейчас переживаем столетие октябрьского переворота, который принес очень много мучеников не только среди духовенства, но и среди мирян; есть и прославленные, и непрославленные люди. В связи с этим я бы, наверное, призвал каждого человека, живущего в окрестностях Москвы и Московской области, посетить Бутовский полигон, побывать в храме новомучеников и исповедников Российских. Это место оставит неизгладимое впечатление.
Действительно, входя в Церковь, мы понимаем, что можем быть призваны разделить такое же отношение к вере, к жизни, как это в свое время сделали мученики. Здесь надо сказать о том, что, наверное, более правильным будет перевести греческое слово «мартис» не как мученик, а как свидетель, то есть человек свидетельствует о Боге, о своей вере. Потому что когда мы говорим «мученик», акцент делается именно на физическом страдании человека, которое он, безусловно, переживает во имя Христа. Слово «мученичество» делает акцент именно на физической боли, страдании, с которым потенциально может столкнуться каждый человек, входящий в Церковь. Сейчас, слава Богу, время благоприятное, но никто не знает, как сложится ситуация в дальнейшем. Всякое может быть. Например, можно оказаться объектом для нападения, находясь в какой-то другой стране. Мир очень агрессивен, и мы видим, что эта агрессивность нарастает в том числе и по отношению к верующим людям.
Во втором значении слова «мученик» акцент делается на свидетельстве. Будет оно сопряжено с мученичеством или нет, это еще вопрос, хотя может быть и так. Но быть мучеником в этом смысле слова, безусловно, призван каждый христианин с момента, когда он вступает в Церковь. Ведь что значит – вступить в Церковь? Это означает, что человек разделяет все боли, болезни, благодать, которые, безусловно, присутствуют в Церкви. Поэтому он, конечно, становится в этом плане уязвимым. Мы помним, что в преддверии таинства Крещения совершается чин, когда брошен некий вызов сатане и всем демоническим силам – имею в виду отречение от дьявола. Если ребенок маленький, за него эти слова произносят крестные, а в случае крещения в сознательном возрасте сам человек свидетельствует, что он отрекается от сатаны, всех его дел и сил. В соответствии с Требником священник говорит: «И дунь, и плюнь». И человек дует и плюет, то есть это вызов силе, которая является деструктивной, богопротивной.
Думаю, если бы наша молодежь знала об этом, то это бы придавало ей дополнительный стимул, поскольку молодые люди любят всякие риски (например, фотографируются на крышах домов; существуют так называемые зацеперы). Что это такое? Это адреналин. Или делают головокружительные трюки на роликах и велосипедах. Когда я вижу этих кувыркающихся ребят, всегда закрываю глаза, потому что видел в больницах людей, парализованных на всю жизнь в результате неловкого движения. С одной стороны, думаешь: надо же, какие смелые люди. А с другой – насколько велик риск, что колесо вывернется, он, не дай Бог, упадет на спину; достаточно сместиться позвонку – и все… И собственно, ради чего все это?.. Но молодые люди тем не менее идут на риск. И когда молодой человек узнает, что в Церкви, оказывается, тоже есть риск, только рисковать надо иначе, чем он это делает несколько безрассудно, то это могло бы не отпугивать, а, наоборот, привлекать.
Я думаю, что больше всего как раз отпугивает (и не только молодого, а, наверное, любого человека) то, что порицает в Откровении Иоанн Богослов, который пишет в послании одной из Церквей: «О, если бы ты был холоден или горяч, но ты тепл, поэтому сдвину твой светильник с места». Эта теплохладность, наверное, более всего может отравлять и отпугивать человека.
Мне кажется, молодой человек должен верно оценить свои страхи по поводу мученичества и свое вхождение в Церковь, понять, что это действительно риск, что для этого нужно проявить смелость и полностью раскрыть свои таланты, потому что Церковь именно то место, где человек может раскрыться максимально.
Простите, если я несколько перевернул Ваш вопрос, но я подумал, что такой подход может быть для человека мощным стимулом. Именно свидетельство является синонимом мученичества.
– Что главное в деле общения с молодежью, на Ваш взгляд? Как найти общий язык с молодежью – исходя из Вашего личного опыта?
– Думаю, прежде всего нужно быть очень честным и искренним, потому что молодые люди быстро чувствуют любую фальшь. Я знаю, когда я искренен и неискренен, и знаю, как всегда проигрываю перед своими детьми или супругой, когда начинается некое лукавство. Это очень чувствуется.
Если говорить кратко, то прежде всего это максимальная честность и максимальная открытость. В этом, кстати, для священника или человека, общающегося с молодежью, есть риск, потому что в открытости есть некая обнаженность, а это всегда риск: люди могут показать пальцем на то, что ты открыл, или, например, плюнуть. Помните, у Владимира Семеновича Высоцкого есть такие слова: «Я не люблю, когда мне лезут в душу, тем более когда в нее плюют». Потому что можно открыться и получить плевок. Но думаю, что этого не надо бояться, потому что это проблема человека, который впоследствии, может быть, в этом раскается. А если ты будешь с ним до конца честен, перенесешь этот плевок (хотя это, конечно, неприятно; может быть, есть люди, готовые перенести поношение с радостью, но себя я к их числу пока еще не отношу), если переживешь и как-то помолишься о человеке, сделавшем тебе больно, то это, может быть, станет для него даже какой-то пользой.
Беседы с батюшкой. Летние встречи православной молодежи
