Рассказы Монаха Варнавы Санина

Рассказы монаха Варнавы (Санина) 

САМОЕ ДОНЫШКО

Хотел Виктор Афанасьевич, человек весьма уже почтенных лет, поверить в Бога до самого, что ни на есть, донышка.

Не разума, нет.

С этим, по мере того, как он, крестившись, честно и беспристрастно, к удивлению и недовольству родных, прочитал великое множество – сначала дающих азы православной веры, и затем сложных богословских книг, у него все было в порядке.

А – сердца.

И никак у него этого не получалось.

А что удивительного?

Уж слишком крепко, сызмальства вбивалось в сознание живших в безбожное время поколений, что Бога – нет.

И после смерти тоже нет ничего.

Одна пустота.

Которой, кстати, он боялся больше всего на свете. И которая отравляла любую, без исключения – служебную, семейную или личную радость, ибо, в самый счастливый момент, зловеще напоминая о себе, говорила, что и она, как все прочее на земле – когда-нибудь для него кончится….

Чего греха таить – он не только дома, на улице, в школе и институте учился этому, но и сам потом вбивал его в головы молодым.

Когда, совершенно не вдумываясь в то, что говорит, читал, в виде партийной нагрузки, лекции комсомольцам по научному атеизму.

Но вот, наконец, пришло время, и в стране впервые за десятки лет стали открыто говорить о Боге и вере.

Виктор Афанасьевич прислушался.

Крестился.

Стал читать утренние и вечерние молитвы.

Ходить в храм.

Исповедоваться…

(Первая исповедь длилась два с половиной часа!)

Причащаться….

Страх перед смертью исчез.

Появилась радость.

Жизнь обрела совершенно новый смысл.

И все-то было бы прекрасно, так что и желать ничего большего нельзя.

Если бы не одно но…

Да, он ежедневно, как бы не торопился и не уставал, совершал утреннее и вечернее правило.

Только как?

Больше по чувству долгу, чем зову сердца.

Порой скучая, позевывая…

Регулярно ходил в храм.

Ездил в паломнические поездки.

Выстаивал даже долгие великопостные службы.

Но… ничего при этом не чувствуя, до конца не понимая, зачем все это, ловя себя на мысли, а не теряет ли он только зря время и, с трудом дожидаясь, когда они, наконец, закончатся…

Он понимал, что все это неправильно.

Что им потеряно то, чем искренне веками жили его прабабушки и прадеды: живая вера.

Да что они – вся святая Русь!

И, ища ее, то и дело взывал к Богу словами апостолов:

«Господи, умножь во мне веру!»

А еще молился апостолу Фоме, чтобы тот, на собственном опыте знавший, что такое обрести истинную веру после сомнения, помог ему.

И, наконец… вымолил!

Только какой ценой…

Однажды с ним случилась беда.

Точнее, как, плача, говорили его родные, несчастный случай.

Закончившийся клинической смертью.

А он, первым делом, выписавшись из больницы поправил в первом же разговоре родных, сказав, что это тот случай оказался для него на деле самым счастливым!

И что с ним случилось…

Впрочем, тут он умолк, словно удерживаемый кем-то.

До поры, до времени.

И только, сияя глазами и блаженно улыбаясь, повторял:

«Он есть! Есть! Есть! Есть!»

«Да кто Он?!» – недоумевали родные.

И слышали в ответ торжествующее:

«Бог!»

А потом Виктор Афанасьевич с несокрушимой убежденностью добавлял:

«И рай! И… ад…»

И спорить в этом с ним было бесполезно.

Причем, что самое главное, в первую очередь – ему самому…

Заглавие, перо, лист, пергамент

***

О, Господи, с мольбою
Смотрю вокруг себя:
Как хорошо с Тобою,
Как пусто без Тебя!

Где б ни был я, повсюду
Ты около меня,
И жизнь подобна чуду,
И ночь светлее дня.

Но лишь затянет очи,
Как тучами, грехом —
И день темнее ночи,
И жизнь — как грязный ком…

И я тогда с мольбою
Смотрю вокруг, скорбя:
Как хорошо с Тобою,
Как пусто без Тебя!

Окончание с узором

ШКОЛА ДОБРОДЕТЕЛЕЙ. Рассказы. Книга II. Страница 5-я

САМОЕ ДОНЫШКО