Рассказы монаха Варнавы (Санина)
С ЧИСТОГО ЛИСТА
Сколько людей – столько путей к Богу.
У Петра Нечаева он был такой.
Не сложилась у него жизнь.
Ну, не сложилась – и все!
Все вокруг за глаза, а то и прямо, называли его неудачником.
И, правда.
До пятидесяти четырех лет дожил, а своего угла так и не обрел.
Снимал квартиру.
Точней, даже комнату, потому что так было дешевле.
И не столь одиноко.
Несколько раз был женат.
Но ни одна семья не сложилась.
Настолько неуживчивый был у него характер.
Хотя во всем, конечно же, обвинял жен.
Институт не окончил…
Терпения не хватило.
Несколько десятков работ поменял – и все были не по сердцу, точно из под палки все приходилось делать.
И в итоге, нигде и ни в чем не сумел, как любят говорить психологи, реализовать себя.
Только заработал, на нервной почве, целый букет болезней.
Но ничего, жил – не тужил.
Успокаивал себя тем, что не один он такой.
Пока…
Однажды, для всех сверкающим и веселым, а для него почему-то необыкновенно грустным синим декабрьским вечером, дело было как раз под Новый год, подводя итоги очередной, предъюбилейной вехи своей жизни (однажды довелось работать бухгалтером и после этого укоренилась привычка во всем сводить дебет с кредитом), Петр Нечаев вдруг заодно нечаянно пролистнул и все предыдущие годы.
Словно посмотрел на себя со стороны и…
Страшно ему стало от такого себя.
Больно…
Стыдно…
Обидно…
Почти до слез.
Начать бы всю жизнь по-новому!
С чистого листа, как это было когда-то в школе, когда он переписывал, в новой тетрадке, выполненное с ошибками, домашнее задание.
Да как?
Разве такое – возможно…
И так остро ему захотелось этого, ну, все на свете был готов отдать взамен, что от бессилия, что-либо уже изменить, он не выдержал и… заплакал.
А потом, чтобы поскорей забыться, принялся обзванивать всех еще задолго до окончания старого года – и, тщательно скрывая зависть, поздравлять с Новым годом.
Желать семейного счастья.
Здоровья.
Новых успехов на любимой работе.
Чтобы дети побольше радовали и поменьше, а еще лучше совсем не огорчали.
Своих-то он, вместе с внуками, почти и не видел…
А если и встречался, то так, опять же благодаря его нервному, скупому, самолюбивому характеру, что потом не встречались годами.
Так звонил он, звонил…
И добрался, наконец, до самого счастливого, на его взгляд, из своих знакомых, которому и звонить-то из-за этого не особо хотелось человеку.
Павлу Андреевичу Колоколову[1].
Но – как не позвонить, не поздравить?
Он познакомился с ним относительно недавно.
Нынешней осенью.
Но быстро все оценил.
У того, хоть и скромно, было все.
Красивая, несмотря на немалые уже годы, заботливая жена.
Прекрасно устроившиеся в жизни взрослые дети.
Спокойные, послушные внуки.
Свой, правда, уже старый, но вполне еще крепкий и уютный, доставшийся по наследству от родителей, дом.
Прямо во дворе, так, что не нужно никакой дачи – сад.
С удивительно вкусными плодами.
Огород.
Рассыпчатую, духмяную на тарелке картошку с которого целыми кошелками пару раз привозил в эту зиму ему Павел Андреевич.
Не на такси или автобусе, как приходилось все делать Петру, конечно.
Была у Павла Андреевича далеко не из самых дорогих, но все же – ни разу не подводившая его в дороге машина.
Словом, набрал его номер Петр Нечаев.
И состоялся у них такой разговор.
– Здравствуй, Паша! С наступающим тебя Новым годом! – привычно, с деланной улыбкой громко сказал Нечаев.
– Спасибо, – сдержанно отозвался Колоколов.
– А что так не радостно?
– Да понимаешь…
И не успел Петр начать про семью, здоровье и все прочее, включая, машину – чтобы она и дальше не ломалась, виновато кашлянув сказал:
– Видишь ли, мы ведь его особо не празднуем.
– Как это?! – не понял Петр.
– Так ведь Рождественский пост!
– И что же – пустой стол и постные лица?
– Почему? Лица как раз веселые. Ведь пост – это самое спасительное для души время! Завтра утром собираемся в храм, на службу.
– Да ведь все, ну, кроме людей с ненормированным графиком, даже на работу в этот день не ходят!
– То на работу, – поправил Колоколов. – А я сказал – на службу.
– Кому?!
– Богу.
Петру приходилось уже слышать обо всем этом, и не только от своего нового знакомого.
Только он всегда отмахивался, когда при нем начинали разговоры о вере в Бога, рае и аде..
И уверенно выдвигал свой главный аргумент (в свое время ему пришлось поработать ревизором в электричках и, наслушавшись безбилетников, он научился никому не верить так просто, на слово):
– А с чего это такая уверенность в загробной жизни? Ведь оттуда же никто никогда не приходил!
То же самое сказал он теперь с усмешкой и Колоколову.
И тут услышал такое…
Столько убедительно-веских примеров(с деталями, которые невозможно придумать самому талантливому писателю-фантасту) и неопровержимых доказательств: свидетелей, очевидцев, наконец, самих тех, кто вернулся, побывав ТАМ.
Заверенных подписями и печатями врачей, академиков, авторитетных ученых…
Даже работниками спецслужб.
Таких, как НКВД и КГБ.
Павел Андреевич зачитывал это прямо по книгам…
Так, что от былой уверенности Петра не осталось и следа.
Больше того.
В голосе Павла Андреевича было столько добра и теплоты, что-то такое понимающее и… полностью принимающее даже его, каким он был, что он, неожиданно для самого себя признался:
– А я вот, о жизни своей тут невольно задумался…
И рассказав о себе все, закончил главной своей болью – что этого не изменить уже ни-ко-гда!
– Ну почему? – удивился Павел Андреевич.
И сначала к величайшему недоверию, потом не меньшему изумлению и, наконец, к неописуемой своей радости Нечаев узнал, что оказывается это… возможно!
Да-да!
Возможно!!!
Где?
В Православии!
Стараясь не пропустить ни единого слова, он слушал, что во время таинства исповеди человеку отпускаются все грехи, которыми он согрешил.
Они, какими бы тяжкими ни были, просто перестают существовать в природе.
Как бы смываются с человека.
Или, словами святых старцев, изглаживаются из книги его жизни.
И здесь на земле, и главное – в Вечности.
Благодаря Величайшей Жертве Иисуса Христа, пригвоздившего к Голгофскому Кресту все наши грехи.
Конечно, трудно человеку не согрешать вновь.
Уж слишком сильны наши греховные привычки и страстные привязанности.
Но Господом вновь и вновь даются силы, чтобы бороться с ними.
Иными словами – благодать.
Которая преимущественно, главным образом, подается в церковных таинствах и молитве.
В добродетелях, то есть, творении благих дел ради Христа.
Этот список можно еще продолжать.
И, наконец, настает такой счастливый момент, когда человек скорее пойдет на смерть, чем повторит свой грех.
А это значит, как говорят те же старцы, что Господь уже не просто отпустил, но и простил этот грех…
Но для этого надо потрудиться.
И немало.
Молиться.
Соблюдать посты и постные дни.
Регулярно ходить в храм.
Исповедоваться.
Причащаться…
– Постой-постой, – впервые перебил собеседника Нечаев, уловив в разговоре для себя самое главное (сейчас он работал охранником в ювелирном магазине и умел мгновенно анализировать ситуацию). – Ты сказал – завтра идешь в церковь?
– Да…
– И будешь… исповедоваться?
– Конечно!
-Слушай, – взмолился Нечаев. – Научи меня, как это делать. И… возьми завтра с собой на службу!
– Нет вопросов, утром заеду! – с готовностью отозвался Павел Андреевич. – А подготовиться к исповеди лучше так…
Полчаса, до самого ухода старого года, длилась еще их беседа.
Колоколов посоветовал не надеяться на память, да и бесы, которые всю жизнь плели паутину вокруг своей, даже не подозревавшей об этом, жертвы, как ураганом выветрят из головы все совершенные грехи, как только он подойдет к аналою.
Поэтому лучше записать их.
Все, до единого.
Какими бы тяжелыми и стыдными они ни казались.
И Нечаев, старательно припоминая, всю ночь, когда большинство людей на земле пили, ели, танцевали, веселились, стреляли из ружей и пускали в небо ослепительные ракеты, писал, писал в чистой ученической тетрадке (осталась от приезжавшего в гости внука), занося в нее всю свою грязную жизнь.
В конце концов, тетрадь была исписана так, что пришлось занять место даже на одной из обложек…
Так и не уснув, утром нового года он с трудом дождался приезда Колоколова.
Доехал в переполненной его родственниками машине до храма.
Исповедовался…
Священник, не смотря на то, что до этого Нечаев не постился, не вычитал положенного правила (все это будет потом, потом!) строго уточнив только, не вкушал ли тот чего и не пил ли после двенадцати ночи, даже благословил его… причаститься!
Вышел Петр Нечаев после службы из храма.
Веря и не веря в то, что теперь он, благодаря милости Божией начинает свою жизнь с чистого листа, и всего его страшного прошлого – больше нет!
Нет!!
Нет!!!
И счастливей его в этот день, не смотря на то, что для многих Новый год самый долгожданный и радостный праздник, не было на свете – никого…
________________________________________
[1] Судя по фамилии, предки этого Павла Андреевича были священниками, которым в старину нередко давались такие, связанные с церковными словами, фамилии. Например: Преображенский, Рождественский, Богоявленский…
ШКОЛА ДОБРОДЕТЕЛЕЙ. Рассказы. КНИГА IV. Страница 3-я
